Позиция Тургенева в отношении Польши и поляков весьма показательна с точки зрения характеристики его политического мировоззрения, как русского, в целом. С точки зрения польского патриота, чающего воссоздания независимой Речи Посполитой, Тургенев, безусловно, русский националист, ибо он манифестирует себя человеком русской культуры, носителем русского языка и верноподданным гражданином Российской империи. Более того, все эти три характеристики для него являются определяющими, в тех ситуациях, когда он находится в чужеродном окружении, и заявляет себя иностранцам как «личность». Однако, полагая, что «единая и неделимая» Российская империя должна быть державой, доминирующей в Восточной Европе, Тургенев оставался при этом либеральным мыслителем, выступающим против любых крайностей, будь то жестокость и унижение человеческого достоинства усмиренных поляков-бунтовщиков, или же безудержное восхваление и возвеличивание всего «русского». Как беллетрист, Тургенев, в отличие от того же Достоевского, ни в чем не проявляет себя как шовинист. Он никогда не декларирует русскую исключительность. Показывая же в своих произведениях достоинства русского характера, Тургенев не обезличивает их до обобщенных характеристик типа «Вот какие русские все молодцы!», а приписывает конкретным лицам в качестве детали их психологического портрета.
В 1840-х годах Тургенев, живший в Париже, заявлял себя, судя по его переписке с Полиной и Луи Виардо, как полонофил и демократ-интернационалист:
К черту всякое национальное чувство! Для честного человека есть только одно отечество – демократия, а если русские победят, ей будет нанесен смертельный удар [ТУР-ПСП. Т. 1. С. 405].
Несомненно, что для ненавидевшего николаевскую Россию Тургенева, сочувственное отношение к восставшим против имперского владычества полякам и венграм[403] являлось своего рода протестом против имперских амбиций и поддержкой угнетенных меньшинств. Продолжая внимательно следить за действиями польского сопротивления в Париже,
писатель несколькими годами позже, во время Спасской ссылки, принимается изучать польский язык – своего рода атрибут той оппозиционности, которая в русской культуре этих лет ассоциируется с польской идентичностью.
Однако с началом царствования Александра II, на фоне подготовки крестьянской реформы и конкуренции за лояльность крестьян Западного края, которых патриоты стремились представить русскими, оградив их тем самым от польского влияния, а также на фоне начавшихся в царстве Польском беспорядков в 1861 г., польская проблема все более идеологизировалась. Прежние полонофилы, включая властные круги <…>, переосмыслили свое <дружественное> отношение к Польше (см. подробнее [ДОЛБИЛОВ (II). С. 127–174]). Отношение Тургенева к польской проблеме в этом контексте также эволюционировало. В письмах 1861 г. он опасается «бунта» и подчеркивает неприемлемость такого развития событий для обеих сторон:
…в Париже распространился слух, – пишет он Е. Ламберт, – будто в Варшаве вспыхнул бунт. Сохрани нас бог от эдакой беды! – Бунт в Царстве <Польском> может только жестоко повредить и Польше, и России, как всякий бунт и всякий заговор. Не такими путями должны мы идти вперед. Надеюсь, что этот слух окажется ложным» [ТУР-ПСП. Т. 4. С. 296].
<…> С началом польского восстания 1863 г. трагизм происходящего становится для Тургенева еще более очевидным. Он резко отрицательно отзывается об агрессивных действиях русских войск и захлестнувшем русское общество шовинизме, однако скорейшее усмирение мятежных поляков является, с его точки зрения, единственно верным выходом в сложившейся ситуации.
В 1863 г. в газете «День» была опубликована анонимная корреспонденция из Парижа, автор которой приписывал Тургеневу насмешливые высказывания о поляках в связи с подавлением польского восстания. Это была клевета, которую Тургенев поспешил публично опровергнуть, написав открытое письмо редактору И. С. Аксакову. В письме говорилось, что автор «вполне разделяет» мнение редакции по поводу польского вопроса, т. е. считает, что Польша не должна отделяться от России, но при этом Тургенев настаивал на уважительном отношении к «бунтовщикам»: «Я убежден, что мы должны бороться с поляками, но не должны ни оскорблять их, ни смеяться над ними и пр.» [ТУР-ПСП. Т. 5. С. 197].
403
В 1849 г. император Николай I в ответ на просьбу австрийского правительства послал русские войска на подавление Венгерского восстания (1848–1849) против австрийского владычества, в котором активное участие принимали также поляки, – см.