Выбрать главу

<…> Тургенев развивает подобные воззрения в своих «Письмах из Берлина» (1847), изображающих – фактически – предреволюционную ситуацию в Германии, но с полной убежденностью автора в невозможности такого развития событий.

<…> Оценка немецкого характера, построенная на оксюморонном сближении различных сфер человеческой деятельности, будет затем вплоть до деталей воспроизведена Тургеневым в его рецензии на русский перевод «Вильгельма Телля» (1843). Главный герой шиллеровской драмы, с его точки зрения, является олицетворением «немецкого характера»: «Он человек необыкновенный, но вместе с тем филистер: он настоящий немец… Гегель походил лицом, в одно и то же время, на древнего грека и на самодовольного сапожника» [ТУР-ПСС. Т. I. С. 189].

<…> <По Тургеневу> в каждом великом деятеле культуры покоится немецкий бюргер – самодовольный и эгоистичный. Отсутствие противоречия между бытовой и культурной сферами писатель поясняет «немецким» рационализмом, тем самым выдвигая другой тезис о «немецком характере», актуальный уже в связи с русским социальным фоном 1840-х гг.

В публицистике и литературе этих лет наряду с романтическими типажами распространяется негативный тип расчетливого карьериста, заботящегося только о чине и положении в обществе, в глубине души презирающего «все русское» (пушкинский Германн предвосхитил эту линию в трактовке немецкой темы). Откликом на нее Тургенева стало изображение героев-карьеристов в рассказе «Чертопханов и Недопюскин» (1849) и в пьесе «Холостяк» (1849).

В конце 1850-х гг., в преддверии крестьянской реформы, когда был опубликован «Обломов», проблема «русских немцев» обострилась на фоне роста русского патриотизма. Речь шла как о проблеме немцев у власти, которые, как предполагалось, могли отклонить Александра II от намеченного либерального курса: «Они дельнее барства, они честнее чиновничества, оттого-то мы и боимся их; они собьют с толку императора, который стоит беспомощно, и шаткое, едва складывающееся общественное мнение» <…>, так и о простых обрусевших немцах, в которых видели лишь подданных, ищущих личных выгод, равнодушных к проблемам русского народа. Негласная иерархия национальностей, с русской нацией во главе, а также низкий статус, который занимали в ней «русские немцы», стала в этот период особенно очевидна. В этих условиях усиливалось и русофильство русских немцев, стремившихся дистанцироваться от собственных национальных корней <…>. Стремление к обрусению вызывало лишь бо́льшую иронию и презрение как в русской среде, так и со стороны других конкурирующих за «русизм» этнических групп. <См., например,> эпиграмму Н. Ф. Щербины <…> «Бергу[406] и другим немцам-славянофилам» (1858):

Тепленько немцам у славян —И немцы все славянофилы:Немудрено, что наш кафтанИ мурмолка их сердцу милы…Несли мы, Берг, почти что векОпеку немцев не по силам…
Я слишком русский человек,Чтоб сделаться славянофилом.

Дискредитация немецкого русофильства (и одновременно – славянофильства через его сближение с немцами) отражает общие настроения второй половины 1850-х гг. У Тургенева стремление немцев к обрусению вызывало резкое неприятие, а в их патриотизме он видел фальшь и стремление к личным выгодам[407].

Идею о непротиворечивости «немецкого сознания», оттеняющей трагизм русского характера, писатель развивает в «Якове Пасынкове» (1855) и в «Фаусте» (1856). В этих произведениях Тургенев проводит резкую границу между вовлеченностью русских героев в немецкую культуру и «немецкой» ментальностью, основываясь на отношении русского и немецкого героев к искусству, которое являлось для Тургенева главной человеческой ценностью. Несмотря на то, что уровень культуры у русских и немецких персонажей в этих текстах совпадает, Тургенев оценивает их по-разному: русских романтиков – высоко, а немцев – с нескрываемой иронией.

<…> Если «русский европеец», с точки зрения писателя, был органичен в своей взаимосвязи с западноевропейским контекстом, то стремление «русского немца» к тотальному обрусению расценивалось как национальная «мимикрия». На фоне роста массового патриотизма в последующие годы, а также обострения национальных вопросов после польского восстания 1863 г. эта черта «русского немца» неизменно подчеркивается в героях поздних произведений Тургенева. Вместе с тем, настойчивая демонстрация собственного «европеизма» в поздний период творчества свидетельствует о том, что отношение писателя к немцам все время колебалось между двумя полюсами: идеей о необходимости ученичества у более развитого европейского народа, с одной стороны, и ощущением собственного национального (и социального) превосходства – с другой. Это колебание, характеризующее эволюцию тургеневских трактовок немецкого характера в целом, отразилось в ироническом обыгрывании оппозиции «наставники – ученики» применительно к русским и немецким героям в произведениях Тургенева 1840-х – 1850-х гг.

вернуться

406

Николай Васильевич Берг (1823–1884), русский журналист славянофильской ориентации, военный корреспондент, известен также как автор «Записок об осаде Севастополя» (1858), «Записок о польских заговорах и восстаниях 1831–1862» (1873), переводчик «Песен разных народов» 3 (с 28 языков, 1854) и художник батальных сцен.

вернуться

407

См. И.С. Тургенев – А.И. Герцен, от 5 (17) декабря 1856 г. [ТУР-ПСП. Т. 3. С. 157.]