Характерно, однако, что проблема моральных запретов и автоцензуры ставится здесь именно на примере еврейской темы. Ее обсуждение, исходя из этого документа, требовало особого самоограничения, которое отчасти затронуло и поведение самих защитников: они предпочли уклониться от прямого обсуждения еврейского вопроса, обойдя щекотливый национальный аспект и переведя все в литературный и общеэтический план.
Такой подход свидетельствовал не столько о юдофильстве подписавших протест, сколько о травматичном восприятии и табуированности еврейской темы. В момент подготовки крестьянской реформы более существенным для деятелей русской культуры был факт угнетения русских крестьян. Публичные высказывания о евреях также определялись общими либеральными тенденциями эпохи, однако в отношении к этому слою все же срабатывал защитный механизм. В этом сказывались застарелые убеждения в чуждости евреев русскому населению, особенно ярко проявившиеся в непубличной сфере.
Так, задумав изобразить еврейского богача Абеля Прейсса в <«Новой повести»> и, по традиции, написав на него «формуляр» – составленный для себя предварительный список характерных черт героя, Тургенев, при всех отрицательных чертах этого персонажа, планирует сделать его в финале жертвой убийства. Абель Прейсс – «Жиденок из большого семейства, довольно образованного (на сантиментальный манер); <…> осторожный эпикуреец. Он хотя и жид, а скучал сухостью и мелкотою денежных дел; на большие спекуляции у него недоставало духа. Сердце чрезвычайно доброе, даже мягкое, а безнравственность безграничная: границ его разврата никто не знал – ни он сам – разве боязнь погубить свое здоровье удерживала его. Однако однажды зимой в 4 часа утра видели его <…> голым с веткой камелии в заднице. <…> Никого он так бешено не полюбил, как Сабину. Когда он встретился с ней впервые, ей было всего 13 л<ет> (в 1853), а ему 58 л<ет> <…> неопрятные глазки (хотя он сам был всегда очень чист), говорил гнусливо, имел темные зубы, короткие красные пальцы <…> (Прейсс – поклонник Мейербера[420].) <В итоге его душит злодей Шарль – возлюбленный Сабины, чтобы завладеть его богатством>», – см. [ТУР-ПСС. Т. 11. С. 232–233].
Таким образом, смертью, проявляющей человеческую сущность героя, планировалось компенсировать и его патологическую чувственность, и любовь к деньгам. Однако образ еврейского богача, бывшего излюбленной мишенью антисемитов, все же был слишком рискован для выведения его на публику, поэтому Тургенев отказался от изображения таких героев, а <«Новая повесть»>, в которой действовал Абель Прейсс, так и не была дописана.
Отказ Тургенева от изображения подобных героев демонстрирует общую для русских писателей того времени проблему: понимание всей оскорбительности стереотипных оценок и – одновременно [ФОМИНА. С. 104, 106–107],
– неумение не тенденциозно, дистанцируясь от исторически сложившихся «шаблонов», изображать еврейские типы и образы. Одну из главных причин такого положения вещей в уже упоминавшемся выше очерке «Июльские веяния» (1882) со свойственным ему сарказмом озвучил Михаил Салтыков-Щедрин:
420
Тургенев оценивал Мейербера неоднозначно. С его точки зрения, Мейербер – несомненно, талантливый композитор, однако он – «…не столько великая музыкальная натура, сколько даровитая и многосторонняя организация, со всем настойчивым упорством, свойственным еврейской породе, обратившаяся на разрабатывание своего музыкального капитала» (рецензия на оперу «Пророк» [ТУР-ПСС. Т. 4. С. 456]). Одновременно он мимоходом отмечает, что Мейербер уделяет слишком большое внимание рекламе – тем «журнальным пуфам», без которых не выходит в свет ни одно его произведение. Позднее схожую оценку, но в гораздо более резкой форме, выскажет герой тургеневского очерка «Человек в серых очках»: «…это сила. Сила и цвет того жидовства, которое теперь завладело всеми карманами целого мира и скоро завладеет всем остальным. <…> Мейербер <…> все грозит да дразнит нас своим «Пророком». Дам… Нет, не дам… Ловкий человек; еврей – одним словом… маэстро, только не в музыкальном смысле» [ТУР-ПСС. Т. 11. С 101]. Склонность к внешним эффектам и рекламе он отмечает и в Рашель (во многом это обусловлено общением с П. Виардо), и, в особенности, в Саре Бернар, о которой отзывается резко негативно в частной переписке. Он не акцентирует ее еврейство, однако одобряет отзывы о ней в правоконсервативной газете «Новое время», высмеивавшей, в том числе, и происхождение актрисы.