разного рода «предгенетическими» теориями, распространившимися в Европе уже в первую треть XIX в. [FALK]. Нельзя не учитывать и распространение расовых теорий во Франции в середине (книга Ж. де Гобино) и второй половине XIX в. (подробнее об этом [ТАГИЕФФ]). С середины 1870-х гг. происходит сближение Тургенева с Ренаном – сторонником теории расы, делавшим акцент на культурно-психологических различиях народов. О расовой принадлежности самого Тургенева Ренан скажет позднее в Прощальном слове на смерть писателя [ЗВИГ. С. 297–335 и 322–326].
Представление об определяющей роли наследственности предельно обнажается в наброске незавершенной «Новой повести», задуманной Тургеневым во второй половине 1870-х гг. Согласно замыслу, повесть должна была быть чрезвычайно насыщена различными этническими и даже расовыми типажами. В наброске присутствуют и французы, и итальянцы, и малоросс, и онемеченный еврей, и негритянка и т. д. Но наиболее примечательна работа Тургенева над образом главной героини. Он рисует генеалогическое древо, состоящее из трех поколений, и в процентах высчитывает соотношение в ней русской, итальянской и французской крови <…>.
Расчеты Тургенева свидетельствуют о том, что «кровь» для него – не просто метонимия национального происхождения, а биологическая субстанция, в которой зашифрованы черты характера предков. На формирование этой концепции у писателя повлияло развитие естественных наук и распространение различных околонаучных гипотез в середине – второй половине XIX в. Обнародование теории Дарвина в 1859 г. вызвало новый виток общего интереса к теме наследственности, повлияв, в том числе, и на Тургенева и на его представления о человеке и об устройстве биологического мира в целом.
Тема психологических и морфологических изменений личности под воздействием окружающей среды была развита Тургеневым в статье «Александр III». Статья, анонимно опубликованная в первые дни нового царствования, предназначалась для разных российских и западноевропейских политических групп и была рассчитана на то, что с ней ознакомится сам император. Учитывая своих потенциальных адресатов, Тургенев дает одновременно и прогноз, и политическую программу дальнейших действий нового царя. Он не сомневается в том, что Александр III – противник конституции, но предполагает (= призывает), что его царствование будет отмечено множеством либеральных реформ, касающихся, в первую очередь, крестьян. Характерным образом на протяжении всей статьи Тургенев мотивирует предполагаемые будущие действия Александра свойствами его «природы», отказаться от которых царя могут заставить лишь экстренные обстоятельства. Эта «природа» – подчеркнуто «русская», несмотря на немецкие корни императора:
«…он русский и только русский. Он представляет даже замечательный пример влияния среды согласно теории Дарвина: в его жилах течет едва несколько капель русской крови и, однако, он до того слился с этим народом, что всё в нем – язык, привычки, манеры, даже самая физиономия отмечены отличительными чертами расы. Где бы его ни увидели, везде назвали бы его родину» [ТУР-ПСС. Т. 10. С. 286–287].
Очевидно, что «среда» здесь оказывается сильнее «крови», но биологический фактор тем не менее выдвигается на передний план: в «расе» зашифрована национальная характерология.
Биологически писатель обосновывал и необходимость дальнейшего развития государства по западноевропейской модели, указывая не только на язык и культуру, но и на «кровь», общие у русских с остальными европейцами:
«Русские – той же расы, что и все остальные европейские народы, их образование и цивилизация аналогичны, их нужды тождественны, их язык подчинен правилам той же грамматики, – так почему бы политической жизни русского народа не укрепиться на тех же конституционных основах, как и у ее соседей?» [ТУР-ПСС. Т. 10. С. 292].
Отсутствие противоречия между русской и европейской «расами» раскрывает еще одну особенность тургеневской концепции, которая не проводила черту между «русским» и «европейским», а, напротив, позволяла вписать русский характер в общечеловеческий контекст [ФОМИНА. С. 26–28].
В связи со всем вышесказанным примечательно, что Тургенев никогда и нигде не аттестует евреев как особую – чуждую европейцам расу, хотя, как отмечалось выше, эта концепция муссировалась антисемитами всех мастей и в первую очередь Рихардом Вагнером – человеком из круга общения семейства Виардо.