«Право, грешно будет лучшему русскому человеку не возвысить, хотя один раз, своего могучего голоса в пользу униженных и оскорбленных евреев, – во имя права и справедливости».
Трудно отвечать на такое письмо отказом. При самом трезвом понимании ситуации и своих возможностей трудно что бы то ни было противопоставить этому гордому и отчаянному провозглашению человеческого и национального достоинства… [РЕБЕЛЬ Г. (IV). С. 34–40], см. также [ДУДАКОВ (I)].
Возможно, именно по этой причине ответа Тургенева на письма Соркина не последовало. Тогда Соркин посетил писателя лично. Во время этой встречи Тургенев, которая продолжалась около часа, Тургенев сказал, что он беллетрист, а не публицист, и его статья не будет иметь значение. Однако он обсуждал письмо Соркина с бароном Горацием Гинцбургом,
и они оба пришли к выводу, что надо просить «Высочайшее разрешение на открытие повсеместной подписки в России в пользу пострадавших евреев. Тогда я первый подпишусь с удовольствием». Таким образом, Тургенев был одним из инициаторов подписки в пользу пострадавших от погромов евреев. И он сразу внес крупную сумму – 100 рублей серебром. Кроме того, Тургенев сказал Соркину во время встречи, что он договорился с <К.Д.> Кавелиным, что тот опубликует письмо о погромах, и тогда Тургенев сможет ему ответить. Как отмечает Соркин, глубоко правдивая статья Кавелина, требующая полной эмансипации евреев, появилась в <газете> «Порядок» (1881. № 141), но она была написана так, что не могла вызвать ответной статьи Тургенева <…>, что стало причиной второго письма Соркина. Отвечая из Спасского-Лутовинова 1 июля 1881 г. на второе письмо Соркина, Тургенев отмечал, что статья Кавелина не была письмом к нему, поэтому он не ответил. Далее он писал:
«Как беллетрист я, весьма вероятно, воспроизведу этот вопрос в отдельном произведении, как публицист я не имею никакого значения, и мое появление не только бы не принесло никакой пользы, но возбудило бы одно недоумение, пожалуй, даже насмешку».
В период переписки с Соркиным корреспондентом Тургенева был бывший сотрудник «Современника», который в разделе «Петербургская летопись» <…> обозначен буквой К., а в следующем номере в разделе «Петербургская хроника» <…> указана его полная фамилия Колбасин. В этих публикациях идет речь о брошюре А. Калмыковой «Еврейский вопрос в России»[450] автор писала об ограничении прав евреев в России, их угнетенном положении. Брошюру Тургеневу в Париж отправил Е<лисей> Я<ковлевич> Колбасин, писатель и историк литературы, близкий знакомый Тургенева. В письме от 24 февраля 1882 г. из Парижа Тургенев писал Колбасину о брошюре: «Она написана очень умно, благородно и дельно. Я уже собирался написать о ней небольшую статейку для “Порядка” – как вдруг этот несчастный журнал прихлопнули. Что было делать? Никакой другой журнал подобной статьи не примет. Если хотите, я Вам пришлю эту статейку, быть может, вы найдете возможным поместить ее в одесском журнале» [ТУР-ПССиП. Т. 13. Кн. 1. С. 219][451].
В этот период Тургенев также состоял в переписке с писателем Г.И. Богровым, чьи «Записки еврея» публиковались в течение 1871–73 гг. в «Отечественных записках». В обстоятельном письме от 14 марта 1882 г. из Парижа Тургенев благодарил Богрова за присланные им книги: «Записки еврея» (СПб.: 1874) (Тургенев писал, что читал их «с живейшим интересом» еще в журнальном варианте) и «Еврейский манускрипт» (СПб.:1876). Далее Тургенев писал: «Не знаю, известно ли Вам, что я в течение всей своей жизни не только не имел никаких предубеждений против Вашего племени, но, напротив, всегда питал и питаю живое сочувствие к евреям – и прежде имел и теперь имею близких друзей между ними. Очень был бы я рад публично высказать свое мнение о тех вопросах, которые по справедливости волнуют Вас» [ТУР-ПССиП. Т. 13. Кн. 1. С. 205].
Тургенев сообщил Богрову о брошюре Калмыковой и о том, что напишет статью о ней. Однако 27 мая 1882 г. Тургенев писал Колбасину из Буживаля, что тяжелая болезнь не дает ему возможности написать статью о брошюре [ТУР-ПССиП. Т. 13. Кн. 1. С. 268–269]. Сам факт, что страдающий от болей Тургенев нашел в себе силы в письме Колбасину объяснить, почему не написал статью о брошюре Калмыковой, свидетельствует о том, что положение евреев в России искренне волновало писателя. Это подтверждает и переписка Тургенева со скульптором М. Антокольским примерно в то же время[452].
<…> В многочисленных публикациях в русско-еврейской периодике о погромах 1881–82 гг. отмечалась пассивность лучшей части русского общества. <…> только отдельные представители русской интеллигенции: Влад. Соловьев, Щедрин, Мордовцев и некоторые другие – в той или другой форме протестовали против погромов [ВАЛЬДМАН. С. 114–119].
451
Соркин не оставил попыток призвать на помощь соплеменникам влиятельных русских людей, через какое-то время, уже после смерти Тургенева, даже отчасти преуспел в этом, однако на издание просветительских материалов и бесплатную их рассылку потратил все свои средства, разорился, дом его был продан за долги, и он покончил с собой.