Феоктистов имел непосредственное отношение к публикации статьи Тургенева по поводу кончины Гоголя, из-за которой его отправили в ссылку. В «Воспоминаниях» он пишет, что эту
статью Тургенев прислал Боткину для помещения в «Московских ведомостях»28, но Боткин попросил меня доставить ее М.Н. Каткову, редактору этой газеты, потому что был в ссоре и не видался с ним. Я тем охотнее исполнил это, что и сам получил от Ивана Сергеевича маленькое письмецо, в котором он упоминал о своей статье [ФЕОКТИСТОВ. С. 45].
В этом письме, датированном 26 февраля 1852 г. и приобщенном полицией впоследствии к делу о его высылке, Тургенев писал:
Тяжело, Феоктистов, тяжело, мрачно и душно…Мне, право, кажется, что какие-то темные волны без плеска сомкнулись… над моей головой, – и иду я на дно, застывая и холодея.
Я рад, что его хоронили в университетской церкви – и действительно нахожу вас счастливыми, что удостоились нести его гроб. Это будет одно из воспоминаний вашей жизни.
Что Вам сказать о впечатлении, произведенном его смертью здесь? Все говорят о ней, но как-то вскользь и холодно.
Однако есть люди, которых она глубоко огорчила. Другие интересы тут всё поглощают и подавляют. Вы мне говорите о поведении друзей Гоголя… Воображаю себе, сколько дрянных самолюбий станут взбираться на его могилу и примутся кричать петухами и вытягивать свои головки – посмотрите, дескать, на нас, люди честные, как мы отлично горюем и как мы умны и чувствительны – бог с ними… Когда молния разбивает дуб, кто думает о том, что на его пне вырастут грибы – нам жаль его силы, его тени… Я послал Боткину стихи, внушенные Некрасову вестью о смерти Гоголя. Под впечатлением их я написал несколько слов о ней для «Петербургских ведомостей», которые посылаю вам при сем письме в неизвестности – пропустит ли их и не исказит ли цензура. Я не знаю, как они вышли, но я плакал навзрыд, когда писал их [ТУР-ПСП. Т. 2. С. 124] [461].
С середины 60-х годов Евгений Феоктистов, напуганный, как и многие другие вчерашние либералы, взрывоопасным ростом леворадикальных настроений в русском обществе, «меняет вехи» и переходит на крайне правый фланг. Быстро став «своим человеком» у М.Н. Каткова, гр. А. Толстого, а затем, уже в новом царствовании, и К.П. Победоносцева, он на всех своих постах рьяно проводит в жизнь ставшую государственной национал-охранительскую политику. Сблизившись с консервативным министром госимущества М.Н. Островским, (братом драматурга), он по его протекции 1 января 1883 года был назначен главой цензурного ведомства – начальником Главного управления по делам печати. Это назначение послужило поводом для едкой эпиграммы Дмитрия Минаева:
И действительно, для писателей радикального лагеря настали тяжелые времена. В первые же годы своего пребывания у власти Е.М. Феоктистов добился ликвидации крупнейших органов оппозиционной печати – «Отечественных записок» и «Голоса».
Под постоянной угрозой закрытия, штрафов, конфискации номеров и лишения права розничной продажи не могли, разумеется, нормально работать ни одна либеральная газета, ни один общественно-литературный журнал. Из старых больших писателей на особый учет взяты были Лев Толстой и М.Е. Салтыков-Щедрин <…> [ФЕОКТИСТОВ. С. 20–21].
В своих «Воспоминаниях» Феоктистов уделяет немало места дружбе с Иваном Тургеневым, приводя ценные в историко-биографическом плане сведения о его личности: характере, манере поведения, круге общения, а также отношения к нему сторонних людей.
В 1850 году впервые я увидал И.С. Тургенева – у графини Салиас, к которой привез его В.П. Боткин. Он только что вернулся из-за границы, где был свидетелем Февральской революции и последовавших за нею событий. Можно себе представить, как были интересны его рассказы, особенно для людей, примыкавших к кружку Грановского, для людей, которые с горячим участием относились ко всему, что происходило тогда во Франции и отражалось в Европе.
А Тургенев умел рассказывать, как никто. Недаром П.В. Анненков называл его «сиреной»; блестящее остроумие, уменье делать меткие характеристики лиц, юмор – всем этим обладал он в высшей степени, а если присоединить сюда обширное образование и оригинальность суждений, то, конечно, Тургенев был самым очаровательным собеседником, какого мне когда-либо приходилось встретить. <…> Неудивительно поэтому, что я поддался как нельзя более обаянию Тургенева.
461
Предварительно полученные об Е.М. Феокгистове полицейские сведения вылились в следующую официальную справку: «Евгений Михайлович Феоктистов выпущен в 1851 г. из здешнего университета кандидатом юридического факультета, состояния не имеет, на службе нигде не находится, а живет гувернером в доме гр. Салиас и поддерживает знакомство с профессорами и литераторами. С Тургеневым находится в хороших отношениях и потому вместе с Боткиным хлопотал о напечатании статьи о Гоголе» [ФЕОКТИСТОВ. С. 379–380].