Выбрать главу

Переселившись из Дрездена в Берлин, Ауэрбах стал принимать живое участие как в общей, так и в еврейской жизни. Во дворце он пользовался большими симпатиями, и одной из его покровительниц была великая княгиня Елена, супруга великого князя Михаила Павловича.

Ауэрбах, однако, не хотел остаться писателем-народником. Он считал себя в силах написать крупный социальный роман, который захватил бы жизнь страны со всеми ее треволнениями, проблемами, со всем ее многообразием. Первым таким опытом явился известный трехтомный роман «Auf der Höhe» <«Ha высоте»>. Двор тоскующего, загадочного короля-мечтателя со всеми искусственными осложнениями жизни служит сценой разыгрывающейся драмы. На этой сцене сталкиваются все классы, дворянство и крестьянство, все миросозерцания, религиозно-церковное и пантеистическое, все конфликты и проблемы, волновавшие душу Ауэрбаха. «Ha высоте» принадлежит к числу наиболее замечательных историко-культурных романов 19 века; в ярких красках автор дает правдивое изображение времени в его крайних противоположностях; однако и в этом романе можно найти обычные недостатки ауэрбаховского таланта: в нем слишком много философии, рассудочности и сравнительно мало непосредственности и интуитивности. <…>

Следующим произведением А. был большой роман «Das Landhaus am Rhein» (русский перевод «Дом на Рейне» издан с предисловием И.С. Тургенева, с которым Ауэрбах подружился в Баден-Бадене), в котором автор хотел обнять все проблемы германской жизни. Немецкая критика отнеслась несочувственно к этому широко задуманному претенциозному произведению.

<…> Свои теоретические взгляды, миросозерцание и задушевные мысли А. выразил в книге «Тысяча мыслей сотрудника» (Jausend Gedanken eines Kollaborators) <…>. В 1876 г. А. вернулся к деревенским рассказам, но сборник «После 30 лет», описывающий новое крестьянство, свидетельствовал о том, что поэт уже не обладал прежним пониманием крестьянской души и что новое поколение ему до известной степени было чуждо. Как раз в то время в новой, имперской Германии началась дикая оргия антисемитизма. Выдающиеся люди, вожаки политики и литературы, Трейчке и др., травили евреев и отрицали за ними право принадлежности к немецкой культуре[495]. Это неожиданное для Ауэрбаха явление угнетающе подействовало на него. Он как бы воочию увидел тщету всех своих усилий, ибо он был не только художник, но больше всего «проповедник гуманизма» <…>. Антисемитская агитация вызвала y него горькие слова: «Напрасно я жил, напрасно работал»[496].

вернуться

495

Такого рода политическим мыслителем-антисемитом был в частности Константин Франц, который называл империю, созданную Бисмарком, «Германской империей еврейской национальности», сомневался в лояльности евреев стране, в которой они жили, критиковал предполагаемое слишком большое еврейское влияние в экономике и прессе и в своей книге «Артаксеркс или «Еврейский вопрос обращения 1844 года» уже с расовых позиций утверждал, что крещение ничего не изменяет в «еврейской сущности» [LEVY. S. 244]. На Льва Толстого, которого познакомили с Франтцем в 1860 г., когда тот все еще считался «революционером», он «произвел вначале впечатление очень умного и дельного человека; но когда Толстой заговорил с ним о своем любимом немецком писателе Бертольде Ауэрбахе, авторе рассказов из народной немецкой жизни, Франтц презрительно произнес, что «Ауэрбах – жид» и больше ничего не сказал об этом писателе. Толстой был неприятно поражен отзывом Франтца. «Это юдофобство в революционере так меня оттолкнуло», – вспоминал он впоследствии» [ГУСЕВ. С. 368].

вернуться

496

Бертольда Ауэрбаху принадлежат горькие слова: «Это тяжелое призвание – быть немцем, немецким писателем и в добавок к этому еще и евреем»(«Es ist eine schwere Aufgabe, ein Deutscher und ein deutscher Schriftsteller zu sein, und noch dazu ein Jude»).