Антокольский, Марк Матвеевич (А.) – первый скульптор-еврей, который благодаря своему выдающемуся таланту приобрел громкую известность и всемирную славу. Его дарование представляет исключительное явление в истории интеллектуальной жизни евреев: он первый опроверг старую легенду о том, что евреи не способны к скульптуре; вслед за ним появляется целая плеяда талантливых евреев, которые стали заниматься скульптурой с таким же успехом, как и другими искусствами. А. родился в Вильне[575] в 1843 году (по некоторым источникам, в 1842 году). Его родители, люди необразованные и небогатые, обремененные большим семейством (7 человек детей), содержали торговлю, нечто вроде харчевни, на одной из главных улиц города (в 1906 году на доме, где родился А., была прибита мраморная доска). Детство А. было безотрадное: «Я не был балован никем, я был нелюбимый ребенок, мне доставалось от всех, кто хотел – бил меня, а ласкать меня никто не ласкал…» Единственно, кого А. любил – это была его мать; о ней он сохранил лучшую память. <…> Еще мальчиком А. самоучкой рисовал на столе и на стенах – «рисовал по ночам; моя страсть не была понятна родителям, и они не только ее не поощряли, но жестоко преследовали ее». <…> Первые работы А. обратили на себя внимание жены виленского генерал-губернатора <…>; она снабдила начинающего художника письмом в Петербург, и это содействовало <его> поступлению в Академию художеств <…> (в 1862 году)[576]. А. было тогда 21 г.
Товарищами А. по академии были молодые таланты: Семирадский, Савицкий, Максимов, Ковалевский, Васнецов и Репин; с последним А. в особенности близко сошелся – они жили вместе несколько лет. Академия в то время придерживалась еще старых традиций прошлых веков. В учении царствовал ложноклассический метод. <…> большинство же молодых талантов сплачивается и под влиянием событий и идей 60-х годов стремится посвятить свои силы и способности служению народу. На место индифферентного, все нивелирующего академизма вырастает реализм на почве национализма и индивидуализма. А. всецело примкнул к направлению молодых художников; его первые самостоятельные работы посвящены еврейской жизни, впечатления от которой еще были свежи в его памяти и близки его сердцу. В 1864 году он вырезал из дерева «Еврея-портного» (<…> получил 2-ю серебряную медаль), в 1865 году из слоновой кости – «Скупого» (<…> получил 1-ю серебр. медаль и стипендию) и «Мальчика, крадущего яблоки»; в 1868 г. из воска и дерева сделал эскиз «Спор о Талмуде» <…> и, наконец, в продолжение 6 лет (1863–69) лепил из воска композицию «Нападение инквизиции на евреев»[577] <…> и к ней – этюд-голову под названием «Натан Мудрый» <…>. Товарищи-художники приветствовали эту работу, как задуманную оригинально и своеобразно исполненную. В. Стасов писал: «Из всего созданного А. не было у него задачи более великой, сильной и обширной: тут шла речь об угнетении, о несчастной участи целого племени, затоптанного и мучимого, и сверх того А. пробовал здесь и со стороны чисто художественной нечто совершенно новое и небывалое». Это новое, «небывалое» навлекло на А. гнев профессоров Академии; <…> <он> стал терпеть притеснения <…> и в 1868 г. уехал в Берлин; но там он вскоре еще более разочаровался в режиме академии и потому возвратился в Петербург, где продолжал работать над «Инквизицией». В 1871 г. «Инквизиция» была выставлена в академии и имела успех: ее заказала из терракоты вел<икая> кн<ягиня> Мария Николаевна. <…> Этой работой заканчивается у A. период исполнения еврейских сюжетов. Потом
в разные годы А. задумывал еврейские типы и сцены <…>, но, кроме «Спинозы», ему не удалось исполнить эти сюжеты <…>. Тесное общение с товарищами-русскими, доброе, дружелюбное отношение образованных русских людей к таланту-еврею сделали то, что А. искренно полюбил то общество, среди которого он жил, учился и развивался; он основательно ознакомился с русской литературой, изучил русскую историю. В 1870 г. он начал лепить «Ивана Грозного» <…>. <П>реодолев всякие затруднения <он> в феврале 1871 г. закончил работу. Профессора отказались прийти смотреть ее. Тогда А. пригласил в мастерскую великую княгиню Марию Николаевну (в то время президента Академии). Придя в восторг от статуи, она сообщила об этом императору Александру II, который посетил мастерскую А., поздравил его с успехом и приобрел статую из бронзы для Эрмитажа за 8000 рублей. После этого Совет Академии присудил А. за «Ивана Грозного» высшую награду – звание академика (21 февраля)[578]. Статуя «Иван Грозный» показывалась публике сперва в мастерской художника, а потом в залах музея Академии и имела колоссальный успех; о ней заговорили все. В.В. Стасов и И.С. Тургенев первые написали восторженные отзывы о ней и предсказали ее автору великую будущность. «Я заснул бедным, встал богатым. Вчера был неизвестным, сегодня стал модным». В это время А. познакомился с лучшими представителями русского интеллигентного общества: Тургеневым, Кавелиным, Боткиным и др.; он бывал у <А.Н.> Серова, Пыпина, Стасова. Вскоре его имя стало известным и за границей. Кенсингтонский музей приобрел гипсовую копию с «Ивана Грозного» – честь, которой редко удостаиваются иностранные художники. <Напряженная работа и скверные условия жизни подорвали здоровье А., и он в апреле 1872 г. уехал в Италию[579], взяв с собою будущего скульптора, своего маленького ученика Гинцбурга, привезенного им в 1871 г. из Вильны.
575
Фамилия Антокольский происходит от названия одного из живописнейших предместий Вильны – Антоколь, на северо-востоке города, на же левом берегу реки Вилии.
576
На его зачислении настоял профессор Николай Пименов, ставший его первым учителем в области скульптуры, подробнее см. об этом ниже.
577
Начало работы над горельефом относится к 1868 г. и работа над ним периодически продолжалась всю жизнь художника. Последний вариант относится к 1902 г.
578
Это почетное звание обычно дается Академией после получения художником четырех серебряных медалей, двух золотых и после шестилетнего заграничного пенсионерства. Однако демонстративное изъявление благоволения Александра II скульптору заставило профессоров Императорской АХ предпринять экстраординарный шаг, подтверждающий в угоду Его Величества их безоговорочное признание исключительного таланта Антокольского.