Выбрать главу

«Западники» видели в реформах Петра лишь благо, полагая, что просвещение, нисколько не влияя на этническую самобытность русского народа, сделает его полноправным представителем многоликой европейской семьи.

Западничество и славянофильство составляют главный «аксиологический фокус», вокруг которого и по отношению к которому оформился идеологический горизонт 1840-х годов, сыгравший решающую роль в формировании русского национального самосознания и определивший дальнейшей судьбы русской интеллигенции. Этот горизонт сделался главной темой русской литературы того времени. Проблемы, возбужденные в дискуссии западников и славянофилов, ещё долго переживались и переосмыслялись в литературном сознании последующих эпох, – см., например, [DUNLOP].

В жаркой полемике между этими направлениями русской мысли и формировалось социальное мировоззрение молодого Тургенева. Свое окончательное лицо либерала-постепеновца, а к концу правления Александра II еще и «прогрессивиста»[94], оно обрело к середине 50-х годов и в этом качестве оставалось практически неизменным вплоть до кончины писателя.

Поскольку понятия «западники» и «славянофилы», прочно утвердившиеся в русском культурно-историческом контексте, имели в каждый исторический период разную смысловую окраску, представляется необходимым кратко напомнить читателю, что под ними понимали, и кого, собственно, причисляли к означаемым ими идейным движениям в николаевскую эпоху.

Западники, либеральное идейное течение 1840-х – нач. 1860-х гг. в России. Начало формироваться в 1839, когда сложился моск. кружок Т.Н. Грановского[95]. В него входили П.В. Анненков, В.П. Боткин, К.Д. Кавелин, М.Н. Катков, <…> Б.Н. Чичерин. В это время взгляды западников разделяли В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарёв, П.Я. Чаадаев, <…> И.С. Тургенев, М.Е. Салтыков-Щедрин. После смерти Грановского (1855) моск<овские> западники <…> объединились вокруг писателя А.В. Станкевича[96]. В Ст. – Петербурге в кон. 1840-х гг. образовалась вторая группа западников, состоявшая из молодых чиновников во главе с Н.А. Милютиным и Д.А. Милютиным. Позже они получили известность как «партия прогресса», или «либеральные бюрократы». Ещё один кружок западников сложился в нач. 1850-х гг. вокруг переехавшего в Ст. – Петербург К.Д. Кавелина. Многие западники были видными профессорами и публицистами, часто выступали с лекциями и в печати, что способствовало распространению их идей. Выразителями мнений западников были журналы «Московский наблюдатель» (1835–39), «Отечественные записки» (с 1839), «Русский вестник» (с 1856) и «Атеней» (1858–59), а также газ. «Московские ведомости» (1851–56).

Термины «западники» и «западничество» возникли в ходе полемики их со славянофилами и первоначально ими самими воспринимались как обидные политич<еские> клички (в спорах 1840-х гг. использовались также прозвища «западные», «европеисты» и «нововеры»). В политич<еской> сфере западники были сторонниками свободы совести, обществ. мнения и печати, а также публичности правительств. действий и гласности судопроизводства. По отношению к применению революц<ионного> насилия для изменения существовавшего строя первоначально среди западников наметилось два направления – радикальное (в историографии иногда именуется революционно-демократическим), допускавшее использование насилия, и умеренное, для которого было характерно отрицание насильств<енных> способов борьбы с властью и стремление к постепенному преобразованию общества. К первому направлению традиционно относят В.Г. Белинского, А.И. Герцена и Н.П. Огарёва, однако их позиция не всегда была последовательно радикальной. Ко второму направлению принадлежало большинство западников. Разрыв Герцена с западниками (1845) и смерть Белинского (1848) окончательно определили суть идейной позиции западничества как умеренно либерального течения. Большинство <западни ков>. были монархистами, считали возможным назревших реформ самим государством.

До 1845, когда между двумя течениями произошёл конфликт, приведший к разрыву отношений между ними, западники и славянофилы воспринимали себя как единое «образованное меньшинство», стремившееся пробудить общество от «умственной апатии». Однако мировоззрение западников резко отличалось от «самобытничества» славянофилов, а также от господствовавшей «официальной народности» теории. Основой мировоззрения западники были идеи европ<ейского> Просвещения и немецкой классической философии, признание ведущей роли разума в познании, необходимости филос. осмысления при практич. освоении окружающей действительности. Западники считали, что разум позволял познать мир (в т. ч. и общественные отношения) как систему причинно-следственных связей, в которой действуют познаваемые (хотя порой ещё не познанные) законы, единые для всей живой и неживой природы. Большинство западников придерживались атеистич<еских> убеждений.

вернуться

94

Прогрессивизм (лат. progressio) – течение или идеология, направленная на пропаганду и осуществление социальных и политических реформ сверху, то есть правительством, в противоположность консерватизму и традиционализму, отстаивающим незыблемость исторически сложившихся социально-общественных отношений.

вернуться

95

В статье-некрологе «Два слова о Грановском» Тургенев писал: «Я познакомился с ним в 1835 году в С.-Петербурге, в университете, в котором мы были оба студентами, хотя он был старше меня летами и во время моего поступления находился уже на последнем курсе. <…> Я, впрочем, в Петербурге видал его редко; но каждое свидание с ним оставляло во мне глубокое впечатление. Чуждый педантизма, исполненный пленительного добродушия, он уже тогда внушал то невольное уважение к себе, которое столь многие потом испытали. От него веяло чем-то возвышенно-чистым; ему было дано (редкое и благодатное свойство) не убежденьями, не доводами, а собственной душевной красотой возбуждать прекрасное в душе другого; он был идеалист в лучшем смысле этого слова, – идеалист не в одиночку. Он имел точно право сказать: «Ничто человеческое мне не чуждо», и потому и его не чуждалось ничто человеческое. Познакомился я с Грановским окончательно в Москве <…>. …Грановский был профессор превосходный, <…> несмотря на его несколько замедленную речь, он владел тайною истинного красноречия <…>. <…> Проникнутый весь наукой, посвятив себя всего делу просвещения и образования, – он считал самого себя как бы общественным достоянием, как бы принадлежностью всякого, кто хотел образоваться и просветиться… К нему, как к роднику близ дороги, всякий подходил свободно и черпал живительную влагу изучения <…>. <…> мы нуждаемся теперь в бескорыстных и неуклонных служителях науки, которые бы твердой рукою держали и высоко поднимали ее светоч; которые, говоря нам о добре и нравственности – о человеческом достоинстве и чести, собственного жизнью подтверждали истину своих слов… Таков был Грановский <…> [ТУР-ПСС. Т. 5. С. 326].

вернуться

96

В заметке <Воспоминания о H.В. Станкевиче» Тургенев писал: Меня познакомил с Станкевичем в Берлине Грановский в 1838 году – в конце. <…> во время моего пребывания в Берлине я не добился доверенности или расположения Станкевича, – он, кажется, ни разу не был у меня; Грановский был всего только раз, и при мне у них не было откровенных разговоров. <…> Я встретил его потом, в начале 1840 года, в Италии, в Риме. Здоровье его значительно стало хуже – голос получил какую-то болезненную сиплость, сухой кашель часто мешал ему говорить. В Риме я сошелся с ним гораздо теснее, чем в Берлине – я его видел каждый день, и он ко мне почувствовал расположение. <…> Мы разъезжали по окрестностям Рима вместе, осматривали памятники и древности. Станкевич не отставал от нас, хотя часто плохо себя чувствовал, но дух его никогда не падал, и все, что он ни говорил – о древнем мире, о живописи, ваянии и т. д., – было исполнено возвышенной правды и какой-то свежей красоты и молодости. <…> мы все знали, что и Станкевича болезнь безнадежна. <…> Станкевич оттого так действовал на других, что сам о себе не думал, истинно интересовался каждым человеком и, как бы сам того не замечая, увлекал его вслед за собою в область идеала. Никто так гуманно, так прекрасно не спорил, как он. Фразы в нем следа не было; даже Толстой (Л.Н.) не нашел бы ее в нем [ТУР-ПСС. Т. 5. С. 360–363].