Выбрать главу

<…> Идеи Чаадаева получили развитие в лекциях по истории западноевропейского Средневековья Т.Н. Грановского, которые он читал в Московском университете. Они, по существу, стали главным теоретическим обоснованием концепции западничества. Грановский приобщил русское общество к западноевропейской истории, пониманию единого эволюционного пути человечества, который должна пройти каждая страна, в том числе и Россия.

<…> Применительно к Тургеневу понятие «русский европеец» при жизни писателя не употреблялось. По всей вероятности, впервые оно было употреблено в эмигрантской печати в 1933 г. Под таким названием вышла статья П.Н. Милюкова, посвященная 50-летию со дня смерти писателя[109] <…>. Милюков, по сути, озвучил позицию Тургенева о его европеизме и русскости, высказанную писателем в полемических письмах к А.И. Герцену в 1862 г. и в «Литературных и житейских воспоминаниях» (1868 г.) [ДОМАНСКИЙ-КАФАНОВА. С. 7–9].

Нельзя особо не отметить, что

русский европеец, интеллектуально переживавший волновавшие европейцев проблемы, отличался от своего западного собрата-индивидуалиста тем, что его отчуждение от родной социальной среды усиливалась по причине отчуждения от среды национальной. Западноевропейская жизнь, в сущности, была чужда подавляющему большинству русских людей потому, что в России не существовало развитых форм частной собственности, с чем были связаны такие важные явления европейской жизни, как расцвет ренессансного гуманизма, движение Реформации, – всё то, чего в своё время не переживала Россия. Таким образом, русский европеец был, как правило, лишним человеком и на Западе, и у себя на родине [ЩУКИН (III). С. 18].

О «лишнем человеке» как социально-психологическом типе личности, главными чертами которой

являются отчуждение от своей страны, от родной среды (обычно дворянской), чувство интеллектуального и нравственного превосходства над ней и в то же время – душевная усталость, глубокий скептицизм, разлад слова и дела [НИКОЛЬСКИЙ Е. (I). С. 8–9],

– много писали советские литературоведы. Классическими примерами «лишнего человека» в отечественной литературе, по их мнению, являлись такие персонажи, как Чацкий (Грибоедов), Евгений Онегин (Пушкин), Печорин (Лермонтов), Бельтов (Герцен), Рудин, Лаврецкий, Чулкатурин (Тургенев), которые генетически восходят к байроническому и шатобриановскому («Рене») героям эпохи романтизма: «Адольфу» Бенжамена Констана, «Рене» Шатобриана «Чайльд-Гарольд» Байрона.

Среди людей, мне близких… и чужих,Скитаюсь я без цели, без желанья.Мне иногда смешны забавы их,Мне самому смешней мои страданья.Страданий тех толпа не признает…
Иван Тургенев. Толпа (1843)

Хотя западные романтики, несомненно, оказали огромное влияние на русских писателей первой трети ХХ в. (Пушкин, Лермонтов, Марлинский и др.) – см. об этом [МАНН Ю.В. Т. 4. С. 485]; [ЛЭТиП. Стб. 485], [НИКОЛЬСКИЙ (I) и (II)], отождествление советскими литературоведами термина «лишний человек» с этими персонажами представляется идеологически мотивированным. Нельзя игнорировать то обстоятельство, что ни Онегин, ни Печорин не мыслились самими писателями как «лишние люди». Такого рода представлений тогда попросту не существовало[110].

Само

понятие «лишний человек», получившее широкое распространение в критической литературе в связи с творчеством И.С. Тургенева и, в частности, с его повестью «Дневник лишнего человека» <(1850)>, выходит за рамки русской национальной специфики и применимо не только для эпохи романтизма. Тип «лишнего человека» присутствует в жизни и в литературе, начиная с позднего Возрождение, со времен Гамлета и Дон Кихота, когда сознание самоценности человеческого «я» столкнулось с трагическим ощущением одиночества в обществе, основанном на игре эгоистических интересов [ЩУКИН (III). С. 19].

Примечательно, однако, что хотя сам образ «лишнего человека» западного происхождения, именно благодаря Ивану Тургеневу[111] это понятие стало топосом и архетипом в мировой литературе, – см. The superfluous man (англ.); Der überflüssige Mensch (нем.), L’homme superflu (фр.)[112]. Более того, оно

вернуться

109

Милюков П.Н. Русский европеец//Последние новости. 1933. № 4547.

вернуться

110

Да и в пореформенную эпоху ни Лаврецкий, ни Рудин и уж никак не Базаров не могут быть названы «лишними людьми» (Примеч. редактора).

вернуться

111

У самого Тургенева этот образ, скорее всего, возник под влиянием Достоевского, «подпольный парадоксалист» которого – это вариация тургеневского «лишнего человека» (Примеч. редактора).

вернуться

112

Например, «лишним человеком» предстает главный герой романа «Снег» турецкого лауреата Нобелевской премии по литературе Орхана Памука, подтверждением чему служат авторские аллюзии на произведения Пушкина, Тургенева, Достоевского… [НИКОЛЬСКИЙ (II)].