…дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум…
Отсутствием подобной свободы объясняется, между прочим, и то, почему ни один из
славянофилов, несмотря на их несомненные дарования[129], не создал никогда ничего живого… Нет! без правдивости, без образования, без свободы в обширнейшем смысле – в отношении к самому себе, к своим предвзятым идеям и системам, даже к своему народу, к своей истории, – немыслим истинный художник; без этого воздуха дышать нельзя [ТУР-ПСП. Т. 11. С. 85].
Годом раньше он высказывал подобного рода мысли А.И. Герцену – в письмах от 30 ноября (12) декабря и 13 (25) декабря 1867 г.:
Что касается самой твоей статьи – то ведь это между нами старый спор[130]; по моему понятию, ни Европа не так стара, ни Россия не так молода, как ты их представляешь: мы сидим в одном мешке и никакого за нами «специально нового слова» не предвидится. Но дай бог тебе прожить сто лет – и ты умрешь последним славянофилом – и будешь писать статьи умные, забавные, парадоксальные, глубокие, которых нельзя будет не дочесть до конца. Сожалею я только о том, что ты почел нужным нарядиться в платье, не совсем тебе подходящее. Верь мне – или не верь – как угодно, – но для так называемого воздействия на европейскую публику – всякие статьи бесполезны…[131] <…> Явись, напр., великий русский живописец – его картина будет лучшей пропагандой, чем тысячи рассуждений о способностях нашего племени к искусству[132]. Люди – вообще – порода грубая и нисколько не нуждающаяся ни в справедливости, ни в беспристрастии: а ударь их по глазам или по карману… это другое дело.
Но, впрочем, я, может быть, ошибаюсь – а ты прав: посмотрим. Во всяком случае <…> теперь действительно поставлен вопрос, а о том, кому одолеть: науке или религии, – к какой тут стати – Россия?
…ты, романтик[133] и художник… веришь – в народ, в особую породу людей, в известную расу: ведь это в своем роде та же «троеручица»! И всё это по милости придуманных господами философами и навязанных <…> этому народу совершенно чуждых ему демократически-социальных тенденций – вроде «общины» и «артели»! От общины Россия не знает как отчураться, а что до артели – я никогда не забуду выражения лица, с которым мне сказал в нынешнем году один мещанин: «кто артели не знавал, не знает петли». <…> Нет, брат, как ни вертись – а старик Гёте прав: der Mensch (der europäische Mensch) ist nicht geboren frei zu sein (нем)[134] – почему? Это вопрос физиологический – а общества рабов с подразделением на классы попадаются на каждом шагу в природе (пчелы и т. д.) – и изо всех европейских народов именно русский менее всех других нуждается в свободе. Русский человек, самому себе предоставленный – неминуемо вырастает в старообрядца — вот куда его гнет – его прет – а вы сами лично достаточно обожглись на этом вопросе, чтобы не знать, какая там глушь, и темь, и тирания. Что же делать? Я отвечаю, как Скриб: prenez mon ours[135] – возьмите науку, цивилизацию – и лечите этой гомеопатией мало-помалу. А то, пожалуй, дойдешь до того, что будешь, как Ив<ан> Сер<геевич> Аксаков, рекомендовать Европе для совершенного исцеления – обратиться в православие8. Вера в народность – есть тоже своего рода вера в бога, есть религия – и ты – непоследовательный славянофил – чему я лично, впрочем, очень рад [ТУРПСП. Т. 8. С. 77–78 и 84–85].
В свете вышеприведенных высказываний Тургенева приведем характеристику его как мыслителя, которую дал в статье «И.С. Тургенев, как политический мыслитель» видный русский либерал ХХ в. Петр Струве:
… странное сочетание стремления ввысь, в мир вечных «идей», с трезвым, а подчас и разъедающим анализом низменной действительности ярко сказалось и в художественном творчестве, и в политическом мышлении Тургенева [СТРУВЕ П.Б. С. 212].
Благодаря такому вот «трезвому», аналитическому подходу к реалиям бытия, Тургенев и в другие:
Русские европейцы понимали, что Европа – «вещь реальная», живущая не чудесным образом, а трудом, неустанными усилиями, что, только преодолевая свои недостатки и слабости, борясь сама с собой, она чего-то достигает. Любя Европу, они отнюдь ее не сакрализировали, как, впрочем, и свое отечество, а потому, не умиляясь рабской безропотности и долготерпению русского народа, верили, что и Россия способна включиться в этот процесс самопреодоления и самосовершенствования [КАНТОР (I). С. 16].
129
Славянофилов, конечно, нельзя упрекнуть в невежестве, в недостатке образованности; но для произведения художественного результата нужно – говоря новейшим языком – совокупное действие многих
130
Здесь Тургенев полемизирует с положениями статьи Герцена «Prolegomena» (1867. См.: [ГЕРЦЕН. Т. 20. Кн. 1. С. 22–79]. В этой статье снова, как в «Концах и началах» и во многих других его произведениях, утверждается, что западная «цивилизация» благодаря упрочившимся капиталистическим отношениям утратила способность к социальному прогрессу; что социализм родится и разовьется в России, так как только в России, по мнению Герцена, сохранилось главное условие для победы социализма – крестьянская община. Свое несогласие с этими положениями Герцена Тургенев называет «старым спором» потому, что начало этому спору, в известной степени предопределившему содержание романа «Дым», было положено еще в 1862 г.
131
Предпринимая издание «Колокола» на французском языке, Герцен рассчитывал познакомить западноевропейскую публику, напуганную реакционностью и захватнической политикой русского царизма, с передовой русской общественной мыслью.
132
Это высказывание Тургенева можно считать провидческим. Ведь именно знакомство западных европейцев с живописью русского авангарда (Кандинский, Малевич, Шагал и др.), принесло в ХХ в. русскому изобразительному искусству всемирную славу.
133
По своей природе классическое славянофильство – одно из течений европейского романтизма – порождено страстным порывом «найти себя». Такая постановка вопроса уже подразумевала исходную потерю себя, потерю связи с народом и его глубинной культурой, тем, что еще предстоит обрести и положить во главу угла [ЛОТМАН Ю. С. 160].
134
Человек (