Выбрать главу

В контексте нашей темы особо значимым является то обстоятельство, что в среде своих современников, известных русских писателей 40-х – 80-х годов ХIХ в. Иван Тургенев был не только «западником», либералом-прогрессистом, но и, по его собственным словам, атеистом. Например, судя по высказываниям в письме к Полине Виардо от 19 октября 1847 г., картины христианских страстей вызывали у него чувство отвращения:

Сейчас я кончаю читать книгу Даумера о тайнах христианства[4]. <…> что есть истинного в его мысли – так это кровавая, мрачная, бесчеловечная сторона этой религии, которая должна была бы вся состоять из любви и милосердия. Вы не можете себе представить, какое тягостное впечатление производят все эти предания о мучениках, которые он вам рассказывает одни за другими; все эти бичевания, процессии, поклонения человеческим костям, эти аутодафе, ожесточенное презрение к жизни, отвращение к женщинам, все эти язвы и вся эта кровь!.. Это так тягостно, что я не хочу вам более об этом говорить. Слава богу, для вас – это даже не китайская грамота[5] [Тур-ПСП. Т. 1. С. 365–366].

Большинство русских писателей современников Тургенева, с коими он был знаком и даже в разные годы поддерживал дружеские отношения, по типу своего самосознания были глубоко православными людьми, и уже только по этой причине как мыслители стояли на консервативно-охранительных позициях – особенно Гоголь, Сергей, Константин и Иван Аксаковы, Достоевский, Писемский и Л. Толстой[6].

С другой стороны, христианское мироощущение в ту эпоху оказывается, усвоенным сознанием русского человека настолько, что начинает уже «работать» и на подсознательном уровне. Христианские мотивы, их комбинации, переходят на уровень архетипов, то есть наделяются свойством вездесущности, приобретают характер устойчивых психических схем, бессознательно воспроизводимых и обретающих содержание в художественном творчестве [ЧЕРНОВ].

По этой причине, Тургенев – один из первых апологетов русского национального самосознания, формирование которого началось в 20-х годах ХIХ века – писатель, без сомнения, христианский. Дмитрий Чижевский писал:

Две духовные силы стояли у колыбели русского национального самосознания: греко-православная религиозность и немецкая философия (романтизм и Гегель). Именно – религиозность, а не церковь, не теология. Так, с одной стороны находилось непосредственное религиозное ощущение, живое религиозное переживание – и с другой – величайшие системы новейшей философии [TSCHIŹEWSKIJ. S. 163].

Хотя у Чижевского речь явно идет о счастливой мудрости религиозного миропонимания в духе Гёте[7], т. е. как о связи всего со всем[8], Тургенев – страстный поклонник Гёте[9], который, по его словам

первый заступился за права – не человека вообще, нет – за права отдельного, страстного, ограниченного человека; он показал, что в нем таится несокрушимая сила, что он может жить без всякой внешней опоры…» [ТУР-ПССиП. С. 235],

– в культурологическом плане являлся христианином, а живя в России выказывал себя вполне православным человеком.

Примечательно в этой связи, что в «иллюстративном» стихотворении на новозаветный сюжет – «Восторг души, или чувства души в высокоторжественный день праздника»[10], он как архетип приводит вековечное обвинение христиан в адрес евреев, что «Они Христа распяли»:

В страшный миг часа девятогоВижу я среди крестаИудеями распятогоИскупителя Христа –
Все чело облито кровиюОт тернового венца,Взор сиял святой любовию,Божеством – черты лица.<…>
И в трепете, страхом невольным объятый,Коварный Израиль, внимая громам,Воскликнул: воистину нами распятыйБыл вечный сын бога, обещанный нам!
Но все ж не утихла в нем мощная злоба…Вот снято пречистое тело с крестаИ в гробе сокрыто – и на ночь вкруг гробаПоставлена стража врагами Христа

[ТУР-ПСС. Т.12. С. 554].

Это стихотворение, без сомнения, не более чем стилизация, иллюстрирующая литературные штампы русской «духовной лирики» ХIХ столетия. В эту эпоху

писательская среда, как и всё русское общество, была заражена антисемитскими предрассудками, и из-под пера многих крупных русских писателей <…> появлялось немало негативных образов евреев, представляемых врагами всего, что было дорого русскому человеку, носителями наиболее омерзительных христианину качеств [ЗЕМЦОВА. С. 59][11].

вернуться

4

Речь идет о книге Г. Даумера «Тайны христианской древности» (Daumеr G. Die Geheimnisse des christliches Altertums. 2 Bände. Hamburg: 1847).

вернуться

5

Данное замечание свидетельствует об отчужденности Полины Виардо от религии, в ее случае – католицизма. Отметим при этом, что именно «в лице Полины Иван <Тургенев>встретился с Францией, ее культурой и цивилизацией» [БАРБЬЕ. С. 221].

вернуться

6

В 80-х годах мировоззренческие представления Льва Толстого претерпели значительные изменения в сторону резко-критического осмысления российской общественно-политической действительности и православия как государственной религии.

вернуться

7

Тургенев был страстным поклонником Гёте, который, по его словам «первый заступился за права – не человека вообще, нет – за права отдельного, страстного, ограниченного человека; он показал, что в нем таится несокрушимая сила, что он может жить без всякой внешней опоры…» [ТУР-ПССиП. С. 235]

вернуться

8

Такого рода мировоззрение обычно относят к одной из разновидностей пантеизма, – см. об этом [ДИЛЬТЕЙ]. Основой пантеизма является отрицание сущностного различия между Богом и миром, утверждение их полного единства в бытии, лежащем в основании мирового целого. Крупнейшим представителем пантеизма в европейской философии нового времени является Бенедикт Спиноза. Гёте под влиянием Спинозы разрабатывает особый тип мировидения, который одновременно соединяет в себе Божественное и природное и в то же время как бы разделяет их на самостоятельные субстанции.

вернуться

9

О влияние Гёте на мировоззрение И.С. Тургенева см. [БЕЛЯЕВА И. (I) и (V)].

вернуться

10

Хотя авторство И.С. Тургенева является гипотетическим, имеются веские основания считать, что именно он написал это стихотворение, – см. об этом [БЕЛЯЕВА (II) и (III)].

вернуться

11

В Европе, особенно в столь любезной сердцу Тургенева Германии, ситуация мало чем отличалась от российской: общественное сознание было нашпиговано антиеврейскими архетипами и стереотипами, сформировавшимися еще в Средние века, а литература и изобразительное искусство их постоянно тиражировали в образной форме.