Недаром для Ивана Сергеевича, по его собственному признанию, русский народ был чем-то вроде сфинкса или загадки.
<…> 1-го августа, например, было так сыро и холодно, что Тургенев пришел ко мне и говорит:
– Ну, брат, я с сегодняшнего дня буду природу называть хавроньей, и везде, вместо слова «природа», ставить слово: «хавронья». Попадется книга под заглавием: «Бог и природа» – буду читать: «Бог и хавронья».
– Лучше уж попросту назови ее свиньей, и вместо слов: «на лоне природы» пиши – «на лоне свиньи»…
– Да… надо только эту свинью в руки взять, – задумавшись произнес Тургенев.
– Да как же ты ее в руки возьмешь?
– Да так, как взяли ее французы: заставили ее расти, цвести и плоды приносить… В этом-то и задача культуры – уметь победить природу и заставить ее служить себе… Из хавроньи сделать кормилицу, так сказать, приурочить ее к человеку и его потребностям.
Кажется мне, что на это я сказал ему:
– Ну, брат, наша русская природа не из таких, чтоб можно было так же легко, как французам, запречь ее и поехать. Нам нужно в двадцать раз больше ума и силы воли, чтоб заставить ее так же расти, цвести и плоды приносить, иначе сказать, вполне вознаграждать того, кто над нею работает.
– То-то и есть! Весь вопрос в том – будет ли Васька Буслаев на это способен?
– Васька Буслаев?
– Да… Читал ли ты былину о Ваське Буслаеве? Васька этот – тип русского народа… Я высоко ставлю эту поэму… Тот, кому она пришла в голову – живи он в наше время, был бы величайшим из русских поэтов.
И Тургенев стал анализировать характер и подвиги Васьки Буслаева, этого в своем роде нигилиста, которому все нипочем…
Нашим крайним славянофилам едва ли бы понравился этот анализ Тургенева[189] [ПОЛОНСКИЙ Я.П. (II)].
Как отмечалось выше, во фрагменте из «Истории русской литературы» Святополка-Мирского, также и у «западников» всех мастей взгляды Тургенева вызывали резкое неприятие. После появления «Отцов и детей» – ныне всемирно признанного шедевра русской прозы, Тургенев в отечественной печати стал объектом жесткой критики как «справа», так и «слева». Русская общественность в целом была шокирована и уязвлена в первую очередь образом одного из главных героев романа – Евгения Васильевича Базарова.
Феномен Базарова состоит именно в том, что этот неоднозначный герой не просто совершает в жизни ряд поступков, как прочие персонажи, но проживает свою жизнь как поступок, чего лишены другие <…>. Однако поступок этот, придающий яркость нарративной траектории существования, оказывается, как констатирует сам Базаров, «не нужен России». Кризисное существование Базарова явилось литературным следствием того, что «в “Отцах и детях” схвачен самый момент перелома» (в российской общественной жизни); при этом «перспектива развития не оборвана, оставлены в силе различные возможности» [МАНН Ю.В. (II). С. 64–65]. Индивидуальная идентичность и национальная уподобляются, как это вообще свойственно российской классике [ТЮПА. С. 66].
Образ Базарова – единственный у Тургенева деятельный, активный, прагматичный тип русского человека (sic!), мало кому пришелся по душе, более того – задел за живое и «почвенников» и «западников». Либеральная критика не могла простить писателю того, что представители аристократии, потомственные дворяне изображены иронически, что «плебей» Базаров все время издевается над ними и морально оказывается выше их. Демократы же восприняли главного героя романа как злую пародию. Критик Антонович, сотрудничавший в журнале «Современник», даже назвал Базарова «Асмодеем нашего времени». Никто не хотел признать в Базарове новый образ «Героя нашего времени». Михаил Антонович язвительно писал:
Евгений Васильевич Базаров, медик, юноша, умный, прилежный, знающий свое дело, самоуверенный до дерзости, но глупый, любящий кутеж и крепкие напитки, проникнутый самыми дикими понятиями и нерассудительный до того, что его все дурачат, даже простые мужички. Сердца у него вовсе нет; он бесчувственен – как камень, холоден – как лед и свиреп – как тигр[190].
Его оппонент Дмитрий Писарев, попеняв Антоновичу за то, что он якобы
употребил все силы своей диалектики на то, чтобы доказать, что роман Тургенева плох,
– со своей стороны утверждал «нетипичность» главного героя тургеневского романа, мол-де:
189
Тургенева в письме к К.С. Аксакову от 16(28) января 1853 г., опровергая вывод адресата, что в России, по сравнению с Европой, «всё прекрасно», писал: «Мы обращаемся с Западом, как Васька Буслаев (в Кирше Данилове) с мертвой головой – побрасываем его ногой – а сами… Вы помните, Васька Буслаев взошел на гору, да и сломил себе на прыжке шею». Эта же мысль была развита Тургеневым и в цитированном выше письме к «ославянофилевшемуся» к тому времени Герцену от 23 октября (4 ноября) 1862 г. [ТУР-ПСС. Т.7. С. 530].
190