Улыбнувшись, комиссар ушел. Лейтенант постоял в задумчивости, шагнул и наступил на ветку. Ваня, радостный, подскочил к нему.
— Черношейкина и Кухту ко мне! — приказал лейтенант.
— Есть! В разведку их берете?
— Откуда знаешь?
— Знаю…
— Нюх разведчика у тебя есть.
— Так точно! — Козырнув, Ваня убежал.
Дымов прилег под куст. Мимо, чеканя шаг, прошла Аня, поприветствовала его по всем правилам устава. Приподнявшись на локте, он посмотрел на нее удивленно… Аня четко повернулась:
— Вы что-то хотели мне сказать, товарищ лейтенант?
— Нет…
— Тогда разрешите идти?
— Идите.
Дымов не мог понять, что произошло с Аней-санинструктором. Почему вдруг она прониклась к нему таким уважением? И где она так обучилась строевой?.. Прямо залюбуешься! А Дымов, хотя и был лейтенантом ускоренного выпуска, понимал в строевой толк.
К замечтавшемуся лейтенанту подошли Черношейкин и Кухта. Кашлянув, доложили о своем прибытии. Дымов обернулся и, смущенный тем, что они могли прочесть его мысли, подчеркнуто строго распорядился:
— Пойдете со мной. И ваши два расчета тоже. Возьмете сухой паек на три дня. И чтобы автоматы, гранаты и все прочее было в порядке. До вечера спать.
Солдаты ушли, а Дымов, завалившись под куст, все думал о девушке.
Ваня принес кашу в начищенных до блеска котелках и терпеливо, с волнением ожидал, пока «его лейтенант» поднимет на него очи. Тот потянул носом на запах каши с тушенкой и наконец заметил котелки.
— Ты надраивал?
— Ага. Ваш и свой. — Ваня, довольный, протянул Дымову котелок.
— Чего ты мне все: «вы», «ваш»… — заметил лейтенант, уничтожая с аппетитом кашу. — Когда одни, говори мне «ты».
Совсем счастливый, Ваня присел рядом и, принимаясь есть, спросил:
— А чего эта самая к тебе подходила? Вышагивает, как гусыня!
— Анька?
— Ну да.
Дымов довольно усмехнулся:
— Хочет идти со мною.
— И ты ее возьмешь? — возмутился Ваня.
— Не говори так. Она, знаешь… Одним словом, дисциплина. И шаг печатает — залюбуешься.
— Тоже мне… дисциплина!
Дымов нахмурился и протянул ему недоеденную порцию каши:
— А котелок мой замажь. С таким зеркалом быстро попадешь на мушку.
Мальчишка даже растерялся от неожиданного поворота:
— Я что… Я могу замазать. И мой тоже?
Увидев, как у парня задрожал подбородок, Дымов, потягиваясь, сказал уже мягче:
— Как хочешь… Я храпану. Разбудишь, когда солнце скроется. — И улегся.
«И черт меня дернул за язык заговорить с лейтенантом об этой Аньке! — клял себя Ваня. — Если бы не она… он, может, и взял бы меня с собой». Ваня так расстроился, что, забравшись в гущу кустов, просидел там целый час. Потом, увидя Филина, выскочил из своего убежища и преградил ему дорогу:
— Товарищ комиссар, разрешите обратиться до вас?
— С лейтенантом хочешь идти?
Ваня изумленно посмотрел на комиссара:
— Подходящая у вас фамилия!.. Он, филин этот, и ночью даже видит…
Комиссар рассмеялся:
— Чего ж тут не видеть!..
Ночью, когда скрылась луна, разведчики тихо уселись в лодку. Ваня стоял рядом и ожидал, что скажет Дымов, но тот только пожал ему руку…
Несколько ночей кряду разведчики переплывали Дон у взорванного моста, но обнаружить наших не удавалось; зато утащили из-под самого носа у немцев те самые пушки, которые лейтенант с комиссаром спрятали в пойме, и переправили их на плотах.
Потом Дымов вел разведку выше по Дону, и Ваня опять не уходил от берега. Пехотинцы, занимавшие здесь оборону, уже привыкли к нему.
Проводив разведчиков, Ваня обычно устраивался под свисающим в воду пологом густых зеленых ветвей ивы. Наблюдать надо было скрытно — немцы периодически освещали речную гладь ракетами. Здесь же прикорнув, Ваня пробуждался задолго до рассвета и сидел, прислушиваясь к ночным звукам. В это время особенно смаривал сон, даже немцы не бросали ракет и не простреливали трассирующими пулями Дон. Вот тогда и раздавался легкий всплеск, будто играла у поверхности рыба. Ваня знал: это возвращались разведчики. Он помогал им бесшумно вытащить лодку, спрятать в прибрежных кустах, потом вместе с ними ел вкусный разведпаек и укладывался спать на пахучее сено в блиндаже. Но в эту ночь он не сомкнул глаз: какая-то тревога овладела им… Пора разведчикам уже возвращаться. Но сколько он ни вслушивался — никакого всплеска.
Черная вода стала сереть… Ему хотелось, чтобы ночь протянулась как можно дольше и, скрыв в темноте наших ребят, помогла им добраться назад. С вечера нависли низкие тучи. Хоть бы дождик пошел… Но поднявшийся к утру ветер очистил небо, и рассвет наступил неожиданно. Угрожающе стал вырисовываться противоположный крутой берег с немецкими укреплениями. Там пробудились… В раннее безмолвие раскатисто ворвался треск пулеметов. Ваня всю ночь просидел в таком напряжении, что не ощущал ни утренней сырости, ни холодных капель росы, стекавших с ивовых листьев за ворот его гимнастерки, но тут невольно содрогнулся от мысли: какой опасности подвергались теперь разведчики, оставшись на том, враждебном берегу. Засветло им уже не вернуться…