Хозяева? Что за чушь! Я не являюсь ничьей собственностью и не собираюсь ни перед кем отчитываться, кроме как перед тобой. Возьми меня с собой, Джессика, и я буду служить тебе верой и правдой до конца своих дней.
И она действительно взяла меня с собой. Я залез на заднее сиденье ее машины и отправился с ней навстречу новой жизни. Так, по крайней мере, мне казалось.
Первое, что я услышал, когда мы подъехали к дому, — это лай множества собак. Джессика остановила машину, открыла дверь, и я увидел перед собой целых пять пар собачьих глаз. Что за волчье дерьмо! Что они здесь делают? Джессика их отругала и велела отойти от машины. Я был вне себя от ревности. Шерсть на моем загривке встала дыбом, как у дикобраза. Ко мне подошел какой-то черный лабрадор и принялся нагло меня обнюхивать.
— Не подходи ко мне, презренное животное, — прошипел я. — Только попробуй, и я вырву сердце из твоей груди и повешу на свой выступающий зуб!
С этими словами я оскалил свою перекошенную пасть и принялся деловито сновать по двору, метя территорию. Уж этого черный лабрадор никак не мог стерпеть, и спустя мгновение мы сцепились в яростной схватке. Я готов поклясться, что он первый начал драку, но поскольку я простая дворняга, мне никто не склонен особенно доверять. Джессика отругала меня, а это говорит о том, что я произвел довольно паршивое впечатление. Она отвела меня на задний двор, и мне пришлось провести там всю ночь на цепи, в то время как всех остальных пустили в дом.
Из этой истории я сделал вывод, что, даже если ты выиграл битву, победа зачастую имеет горькое послевкусие. Я устроен таким образом, что не могу не вступить в драку с другим самцом, если тот осмеливается бросить мне вызов, но теперь я увидел: если следовать этому инстинкту, велика вероятность того, что попадешь в передрягу. У Федора Достоевского, великого русского писателя, есть книга под названием «Идиот». Я сам ее не читал, но, судя по названию, она, должно быть, о ком-то вроде меня.
Иван-дурак
В ту ночь я почти не спал, а все время думал о создавшейся ситуации, насколько позволяли мои мыслительные способности. Несмотря на всю мою эмоциональную привязанность к Джессике, я понимал, что жить с ней будет трудно, если вообще возможно, учитывая, что у нее обитают еще пять собак. Уже в первую ночь она оставила меня ночевать на улице, и я не вправе ее за это винить. Я настолько увлекся своими беспечными фантазиями, что даже не подумал о других возможных участниках этой мелодрамы. И это при том, что раннее детство, проведенное в приюте для бездомных животных, привило мне страшную неприязнь к этому жанру.
Наступила глубокая ночь, и у меня на сердце становилось все тяжелее и тяжелее. Я начал размышлять о своей прежней жизни, от которой так легкомысленно отказался. Еще вчера у меня был теплый кров, гарантия безопасности и заботливые, любящие меня люди. Сейчас же меня окружала полная неопределенность, и я даже сомневался в том, что мне удастся вернуться домой, так как при мне не было никаких документов, удостоверяющих мою личность. При всей моей любви к Джессике меня очень раздражало присутствие других псов, и я уже начал сомневаться в том, что она разбирается в собаках, а следовательно, во всем остальном.
Размышляя о своей прежней жизни, я ощутил нечто, что со мной раньше случалось крайне редко, — чувство вины. Мне стало грустно, и чем грустнее мне становилось, тем меньше для меня значила Джессика. К утру я уже так сильно тосковал по своей семье, что всем сердцем хотел вернуться домой. Как оказалось, это никого особо не волновало, и целый день я томился в ожидании, как сложится моя судьба.
Никто даже не заикнулся о том, чтобы найти мою семью. Дни напролет я сидел, привязанный к забору на заднем дворе. Джессика или какой-то мужчина, которого я раньше никогда не видел, выводили меня на прогулку. И я даже не подозревал о том, что Кристина и Тим с ума сходят от беспокойства и развешивают по всему Беллингэму плакаты с моей фотографией. Через несколько дней после моего исчезновения Кристина остановилась возле фургончика Джессики, чтобы купить стаканчик мокко и приклеить плакат, и можете себе представить ее удивление, когда Джессика сказала, что я нахожусь у нее дома.
И уже вскоре Кристина осыпала меня поцелуями и прижимала к себе так сильно, что мои ребра едва выдержали ее объятья. Сколько было радости! Я хотел сказать Джессике, что нечто подобное могло быть и между нами, но, как только залез в машину, понял, что мое сердце снова принадлежит одной Кристине. Единственное, о чем я мог думать, — я возвращаюсь домой!