Снег на улице, сапоги у порога, люди сгрудились в кухне, как обувь.
На двух сдвинутых столиках — водка, стаканы, огурцы соленые в миске, капуста квашеная. Полярник капусту хватал рукой, наверное, в тундре так сподручнее. Сильный смеющийся рот. Как щетка короткие волосы, глаза блестят, весь как на пружинах. Дворничиха тут же картошку жарила на чугунной сковороде, испуганно зыркала на Полярника. А он, закинув крупную красивую голову, порыкивал густо, весело. Так и должен веселиться счастливчик Сталинский лауреат. Вот на Севере открыл неизвестную большую реку. Вот получил медаль лауреата. Вот руки, ноги, глаза — все цело, на фронт не попал, а грудь в орденах. Потому что Родина лучше знает, кто для нее более других полезен. Полина счастливо приткнулась к плечу Полярника, вся таяла.
А у меня? Сердце у Иванова сжалось.
Ну да, на хорошем счету, вот предложили нужное дело — определить чью-то рукопись. Может, вражескую. Считал, что справится. От этой мысли тревога немного стала отходить. Слушал Полярника, который опять низко и весело порыкивал, Полине приятное говорил. Я, говорил, из-за такой, как ты, библиотекарши стал ученым. У нас в школе молодая библиотекарша была. Когда будущий Полярник записался в библиотеку, эта библиотекарша и предложила ему на выбор две настоящие взрослые книжки. Одна — «Выливание сусликов», другая — «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“». Вторая была толще, и в ней было много непонятных слов, но будущий Полярник выбрал именно ее и был доволен. Правда, зато до двадцати лет считал, что суслики жидкие…
Инвалид ухмылялся, тетя Аза испуганно зыркала. Полина попискивала, прижималась к Полярнику, а Француженка тетя Фрида (пока майора не было) тоже пришла, скромно присела в сторонке. Ей налили рюмочку, какая-никакая, а советская. Полярник, не прекращая смеяться, сунул Иванову сильную, как рычаг, руку, но инвалид тут же ревниво оттиснул газетчика к горячей татарке, она как раз выставила сковороду на стол, подложила под сковороду старую книжку, чтобы клеенка не плавилась. Полярник на всех смотрел весело и покровительственно. Вот как хорошо. Все народы, все сословия — в одной квартире.
Вдруг незнакомый парень скомандовал: «А ну, замерли! Все замерли!».
И пригнулся к треноге, накинул на голову черное покрывало.
— Внимание!
Поднял руку, и все сдвинулись, выпучили круглые веселые глаза.
Ласково блеснул стеклянный зрачок фотоаппарата, зашипел, вспыхнул магний, и тотчас все опять задвигались, зашумели, а парень сложил деревянную треногу:
— Завтра себя в газете увидите.
— Всех, что ли, покажут? — не поверил инвалид.
— Всех, всех! — Полярник нетерпеливо махал рукой фотографу, отваливай, дескать, парень, надоело, отвлекаешь от стола. — Сделай каждому по отдельной карточке, я тебе потом заплачу.
Озирался восторженно.
Отвык от человеческого мира.
На Севере что? Тундра, снег, олешки. А тут бревенчатые стены, широкие подоконники.
— Мы на Севере тоже неплохо жили, — низко порыкивал. — У меня вообще немецкая шатровая палатка была, из боевых трофеев. И еще две самодельные — из армейской бельевой бязи.
— Из кальсонной, что ли? — не понял инвалид.
— Из нее, родимой. И ящик всегда стоял у входа — с ломом сухарей. Хочешь — собачек корми, хочешь — сам запускай руку. А вот чего у нас там не было, так это капусты с картошечкой.
— Я завтра еще пожарю, — польщенно расплылась татарка.
— Только ты, Аза, керогаз с утра не раскочегаривай. Лучше печку истопи, я потом завезу дров. А то на Севере уже травился газом, повторять не хочу. Учти, начнешь кочегарить, все заблюю.
— Как реку-то открыл? — пристал инвалид.
— Да как открывают реки? — удивился Полярник. — Ну, шли по тундре пешком, старший олень рогами помахивал. Идем, смотрим. Вдруг вроде вода вровень с берегами стоит. Да нет, не стоит! Воронки по ней несет, не озеро.
Иванов подавленно молчал, а тетя Аза, наоборот, бодро поддернула свои военные штаны и что-то еще выставила на стол. Вот все у человека, подавленно думал Иванов. И Сталинская премия, и реку он открыл, и Полина, дура, собирается от него рожать. Даже тетя Аза в своих военных штанах хотя и готова при первом удобном случае оттяпать у Полярника комнату, а жарит ему картошку. Слушал, как люди Полярника нашли на Севере что-то очень важное. «Переплетающиеся прожилки минералов различных оттенков желтого, зеленого, белого, красно-бурого и голубого цветов», — всплыло в памяти. Что-то такое важное нашли, чем сам Лаврентий Павлович заинтересовался.
А у меня ничего, я псих.