- Так где же она, правда-матушка?
- А-а… - Иван улыбнулся. - Подкусил!
- Вот так и в нашем деле, - со вздохом сказал начальник.
Он замолчал и снова стал придирчиво изучать трудовую книжку судового механика Прасолова.
- А вдруг - не так? - сказал Иван и встал. - Вдруг ты ошибаешься, Николай Николаич? Вдруг он и вправду по собственному желанию уволился и к нам приехал с дорогой душой, а мы…
- Сомневаюсь, - сказал начальник.
- А я не могу человека загодя плохим считать, - с непривычной горячностью сказал Иван.
- Значит, хочешь брать?
- Беру. Опыт у него есть?
- Достаточный, - сказал начальник. - Он вон и по Енисею навигацию проплавать успел… Ладно, Трофимыч, гуляй себе на катер, прибирайся, а парня я пришлю. Только помни: я тебя по дружбе предупредил, и чтобы потом…
- Ничего потом не будет, - сказал Иван и, пожав сухую, всегда горячую руку начальника, вышел из отдела кадров.
Парень сидел на старом месте, только возле ног прибавилось окурков. Он встретил Ивана спокойным взглядом серых холодных глаз и чуть заметно усмехнулся.
- Катер возле затопленной баржи причален, - сказал ему Иван. - Как оформишься, приходи не мешкая. Катер номер семнадцать, запомни.
Парень вскочил, хотел что-то сказать, но из окна крикнул начальник:
- Прасолов!… Ну-ка, зайди!…
Прасолов подхватил вещи, шагнул к крыльцу. В дверях остановился.
- Спасибо, капитан! С меня - пол-литра!…
С яблоками Еленка обернулась быстро: дежурила знакомая девчонка и без разговоров взяла мешочек. Впрочем, Никифоров считался тяжелым, лежал в отдельной палате, и доктор, вопреки обыкновению, пустил к нему жену еще до завтрака. Все эти новости сестра выпалила Еленке и ушла.
От больницы Еленка спустилась к рынку, купила мяса и, завернув его в припасенную газету, пошла на катер.
Поставив вариться мясо, Еленка переоделась и принялась за уборку. Открыв люк в кубрике, выколотила диваны, вытащила наверх одеяла и подушки. Потом достала швабру и, надев на босу ногу галоши, принялась с ожесточением скрести маленькое суденышко.
- Чего расстаралась, соседка? - спросила с ближайшего катера пожилая женщина-матрос. - До Ноябрьских далеко…
- Да я так. - Еленка почему-то смутилась и отвечала, не поднимая лица. - Все равно пока без работы стоим.
- А Никифоров как?
- Не видала я его, родных только пускают. Девчонка там знакомая работает, говорит, плохо, мол.
Вопрос любопытной соседки - нет, не о Никифорове, другой, - застал Еленку врасплох. Еще вчера она и не думала об уборке, но сегодня на борт должен был вступить кто-то посторонний, и ей хотелось по-хозяйски блеснуть чистотой, порядком и сытным обедом.
Где-то в глубине души она хотела, чтобы неизвестный оказался молодым и веселым, но думала об этом робко, словно тайком от самой себя, потому что и для нее и для Ивана куда было бы проще, если бы он был местным, имел на берегу дом, семью и все связанные с этим интересы. Такой человек не мог нарушить установившийся на катере порядок, и жизнь не требовала бы ни перемен, ни ухищрений. Все текло бы своим чередом - даже ее редкие ночные свидания с Иваном…
Размышляя об этом, она выдраила до блеска старый катерок и спустилась вниз, где на крохотной печурке кипел обед. Она успела только приподнять крышку, как на палубе гулко грохнуло, катерок качнуло и незнакомый голос громко спросил:
- Разрешите войти?
Она поспешно накрыла кастрюлю, вытерла руки и, старательно оправив платье, с опозданием крикнула:
- А кто там?
И полезла наверх, заранее смущаясь, потому что голос был насмешливым и молодым. Еще из рубки - сквозь стекло - она увидела рослого парня с чемоданом и вещмешком.
- Здравствуйте, - очень тихо сказала она.
- Привет, хозяйка. - Парень в упор разглядывал ее серыми глазами. - Будем знакомы: Прасолов Сергей Павлович.
- Лапушкина, - сказала она и, стесняясь, подала руку ковшиком, на мгновение. Потом спросила: - К нам, значит?
- К вам. - Он поймал ее взгляд, улыбнулся вдруг, как выстрелил: - Как вахта идет, товарищ Лапушкина?
От прямого, вызывающего взгляда, от вопроса, сбивающего на игривый, неравноправный тон, Еленка совсем сникла и, пробормотав что-то, торопливо спустилась в кубрик. Здесь она опять принялась за обед, все время с непонятной тревогой прислушиваясь к шагам над головой. Зная, каким звоном отзывается каждый шов палубы, она безошибочно определяла, что он делает там, наверху: тонко взвизгнула плохо смазанная петля носового люка, скрипнула дверь рубки, грохнул пол машинного отделения.
Парень грохотал по-хозяйски, не стесняясь, не спрашивая, что где лежит. Тяжело взревел двигатель, катерок мелко затрясся, но Сергей не выключал ход, а придирчиво гонял старенький мотор на всех оборотах, выслушивая каждый цилиндр. Он больше не беспокоил ее и не выходил из машинного отделения. Заглушив движок, звякал ключами, изредка что-то насвистывая. Даже когда пришел Иван, не вылез навстречу, а гулко крикнул снизу:
- Капитан, спуститесь-ка!…
Иван ушел к нему, и они долго не появлялись. Еленка сготовила обед, накрыла на стол, а их все не было, только голоса неразборчиво гукали в звонком трюме да дважды взревел запущенный двигатель.
Они спустились вместе - умытые, с розовыми, натертыми полотенцем лицами.
- Ну, я же сразу сказал, что в пятом цилиндре палец люфтует! - почему-то очень радостно говорил Сергей. - И форсуночки проверить не грех: подача паршиво отрегулирована, для дяди…
- Обедать, - сказала она, то снимая, то снова накрывая кастрюлю крышкой. - Стынет.
- С мясом! - улыбнулся Иван. - Ну, Еленка, расстаралась ты сегодня.
- Что же я! - крикнул Сергей и кинулся на палубу.
Он тут же вернулся с мешком и чемоданом.
- Для первого знакомства. - И со стуком поставил на стол бутылку водки.
- Это ты, парень, зря, - сказал Иван. - У нас закон: только по праздникам.
- Я, капитан, законы соблюдаю. - Сергей зубами надорвал пробку. - Ты что, матрос, два стакана ставишь?
- Выпей с нами, Еленка, - сказал Иван. - За знакомство.
Они выпили, и Сергей с Иваном завели длинный разговор о двигателе, который следовало бы перебрать, о работе, которую невозможно спланировать, о простоях и премиальных, переработках и выходных, и Еленка вскоре совсем освоилась, потому что новый помощник не обращал на нее никакого внимания.
- Вот ты говоришь: смесь богатая, - сказал слегка захмелевший Иван. - Ладно, богатая. Так. А есть резон регулировать? Есть резон экономить? Нету такого резона, потому что тут не об экономии думать надо, а наоборот: куда лишнее горючее деть.
- Много? - спросил Сергей.
- Две тонны вот тут. - Иван похлопал себя по шее. - Движок старый, масло жрет в три горла, а кто с этим считается? Нормы единые - по отношению к топливу. Вот и приходится из-за масла нормы завышать: пишешь "сто моточасов", а на самом-то деле хорошо, если полсмены отработал.
- Да и самому, наверно, не без выгоды, - усмехнулся Сергей. - Ты, капитан, не хмурься: нам теперь в одном кубрике щи хлебать.
- Катер наш на побегушках, и платят нам повременно, - сказал Иван, закуривая. - Просто глупость получается, вот какое дело. И не хотел бы, а сам собственной рукой каждый месяц моточасы приписываю, иначе без масла останусь.
- А если назад, на нефтянку сдать? Мол, излишки?
- За излишки, парень, хлестче бьют, чем за перерасход.
- Да, капитан, тут повертишься! - засмеялся Сергей. - Ладно, что-нибудь сообразим: докажу, что не зря ты меня на крыльце подобрал… - Он прошелся, хлопнул по железному ящику в углу. - А что же музыка не работает?
- Перегорела музыка, - сказал Иван. - Надо бы радиста.
- Считай, что нашел. - Сергей подсел к приемнику. - Я на флоте кем только не был… - Он свинтил барашки, снял крышку: обнаружилась затянутая паутиной пустота. - А где же передатчик? Или не выдавали?
- Выдавали, - улыбнулся Иван. - В начале навигации все выдают - и приемник и передатчик. Приемник мы берем: известия послушать или музыку, а передатчик снимаем и - обратно на склад. Мороки с ним уйма, ответственность, а радистов на весь затон - два человека.