В натянутой как струна и готовой лопнуть каждую минуту тишине они просидели минут десять, когда, наконец-то, впереди, за лесом раздались первые одиночные выстрелы, перерастающие сначала в редкие короткие, затем длинные и частые автоматные очереди. «Только бы там не было Наташки!» — как молитву твердил Иванов, не обращая внимания на прислушивающегося соседа.
— Вон смотри! Пошли! — неожиданно толкнул его в бок Батурин. У Иванова ёкнуло внутри, и он прижался подбородком к влажным брёвнам, стараясь рассмотреть участок леса в указанном направлении и увидеть хоть что-нибудь. Ему показалось, что осенний воздух пришёл в движение. Он заметил что-то мелькнувшее между деревьями раз, другой и тут же догадался, что это люди. Из леса стали выбегать фигурки в зелёных камуфляжах. Неуклюже подпрыгивая, они семенили по неглубокому снегу. Безоружные люди, ничего не подозревая, бежали прямо на притаившуюся засаду.
И вот раздался первый близкий выстрел, будто лопнул детский воздушный шарик, и тут же упал в снег один из выбежавших из леса. Но рассеянная толпа продолжала движение вперёд. За первым выстрелом прозвучал одиночный второй, за ним третий… и сразу по краю поля рассыпалось несколько автоматных очередей. Им стал редко отвечать «Калашников» из середины бегущих. Но для одинокого стрелка оборудованная за укрытиями засада была неуязвимой. Выбегающие из леса люди один за другим, взмахивая руками, как подбитые птицы, падали на снег.
Но группа из десяти человек, умело маневрируя, падая, поднимаясь, переползая от укрытия к укрытию, бежала растянутой цепочкой прямо к копне, где притаился снайпер. Вёл группу опытный вояка — иногда сквозь выстрелы со стороны поля до Иванова долетали чёткие выкрики команд. Иванов облизнул пересохшие губы, поднял голову над брёвнами, чтобы лучше рассмотреть бегущих. Припавший к прицелу автомата Батурин зашипел на него:
— Не выдавай позицию! Не высовывайся!
Но Иванов уже увидел того, кто вёл за собой группу. Привычно и натренированно двигающийся под пулями высокий крепкий мужчина в зелёном камуфляже без головного убора отдавал короткие команды, лишь иногда оборачиваясь. Иванов рассмотрел развевающиеся русые волосы и чёрный пистолет в руке у мужчины. Иванов мог бы легко достать из своего «Калашникова» рослого командира. Но не стал этого делать. Увидев, как Батурин навёл свой готовый выстрелить автомат, Иванов ударом ноги выбил оружие из его рук.
— Ты чего?! — дико выкатывая глаза, зашипел на него Батурин.
— Не надо, Саня! — прохрипел Иванов.
— Да я тебя!.. — попытался подняться Батурин.
— Сядь! — остановил его твёрдый приказ и направленный автоматный ствол.
— Сволочь! — потянулся за отброшенным «Калашниковым» Батурин.
— Сядь! — повёл стволом автомата Иванов. — Я выстрелю! — Он смотрел в глаза Батурина зло и настороженно, давая понять, что не советует выкидывать подобные штуки. Батурин подчинился.
Услышав с поля хлёсткий звук выстрела снайперской винтовки, Иванов повернул голову в сторону бегущих. Он успел увидеть, как упал и больше не поднялся русоволосый командир группы. Почти сразу же жёстко хлопнул, перетянув всё поле, ещё один винтовочный выстрел. Тут же неловко клюнул головой в землю ещё один из бегущих и завалился по инерции на бок. Вместе с этим выстрелом снайпера замолчал одинокий «Калашников» с поля. Третий выстрел сбил с ног крайнего в цепочке бегущих. И тут Иванов увидел, как с земли, вытянувшись в прыжке, поднялась девичья фигура с тёмными распущенными волосами до плеч. До копны с засевшим снайпером ей оставалось ещё метров сто. Прозвучал винтовочный выстрел. Но видимо снайпер поторопился или бил по другой цели, потому что девушка продолжала бежать. Внутри Иванова всё сжалось. По манере бега Иванов узнал ту самую Наташку. Не сбавляя скорости, она мчалась прямо на копну. Ещё он понял, что ей не успеть! В одно мгновение осознав, что должен сделать, Иванов привстал, поднял автомат и с колена, почти не целясь, дал по стогу, где прятался снайпер, две короткие и одну длинную очереди. Он видел, как пули, входя в копну, размётывают и рвут её. Снайпер больше не стрелял, и девушка, не сбавляя темпа бега, миновала этот опасный участок.
Иванов опустил автомат и провожал взглядом удаляющуюся девичью фигуру в зелёном камуфляже, забыв про всё вокруг, — лишь бы она убежала… В этот момент совсем рядом ударила в уши короткая резкая автоматная очередь, и девушка упала, словно споткнувшись на бегу…
Иванов ощутил наступившую глухую тишину. Вся природа притихла, затаилась, оградившись от свершающегося зла немыми деревьями, полем с серым мокрым снегом, низким тяжёлым небом, будто не хотела и не могла видеть и принимать происходящее. И в этом устрашающем безмолвии в тяжёлом свете блёклого угасающего дня ещё продолжали бежать по полю навстречу неизбежности, падая и проваливаясь в неглубокий снег, редкие фигурки людей, подгоняемые затаившейся за деревьями, кустами и кочками смертью, такой неотвратимой в равнодушии своём к чужой человеческой жизни. Будто в многократном приближении Иванов различал разинутые в немом крике рты и наполненные ужасом в предчувствии самого худшего глаза бегущих мальчишек…
Сначала Иванов подумал, что оглох, но затем ясно, несмотря на отдалённость, услышал, как по-девчоночьи беззащитно застонала Наташка, и как страшно этот стон разрывает над ним круг спасительной тишины, теперь уже безжалостно добиваемый выстрелами и воплями смерти. И такая тоска слышалась в этих тянущихся к небу от самой земли предсмертных мальчишеских криках, такая ребячья боль и страх перед неизвестностью, творимой спрятавшимися в укрытиях взрослыми убийцами, что Иванов задрожал, заметался у поваленных брёвен, и вдруг, бросив автомат на землю, встал и пошёл к ещё подающей признаки жизни девчонке.
— Стой! — настиг его голос Батурина. Но он не остановился и не оглянулся.
— Стой, застрелю! — угрожающе прокричал Александр. Иванов продолжал идти, всё ускоряя шаги, переходя на бег, подхлёстываемый одной мыслью: «Лишь бы была жива!». За спиной Иванов слышал дыхание и топот бегущих за ним, но не обернулся. И остановился, лишь перед лежащей на окровавленном снегу Наташкой. Он остановился и почувствовал сразу, как отекли, устали его ноги, как отяжелели и стали свинцовыми руки, как сам он ослаб, будто прибитый совершённым злом к месту.
Девушка, истекая кровью из рваных пулевых ран в ноге и груди, смотрела на него глазами, полными ненависти и ужаса. Она узнала его. И он узнал эти глаза. И от этого ему стало ещё страшнее. Наташка, лёжа на спине, пыталась поднять голову, ещё не до конца осознав случившееся, пронизанная ужасом перед своим бессилием как раз тогда, когда надо бежать, во что бы то ни стало бежать от настигающей беды. Она пыталась приподняться, а сильное тело не слушалось её и уже подрагивало и слабело с каждым новым мгновением боли и муки. Иванов нагнулся и протянул к ней руки, не зная зачем.
— Брось!.. — почти у самого уха прозвучал резкий голос Батурина и Иванов повалился на землю, сбитый умелой подсечкой. — Сиди и не рыпайся, понял?!
— Ей надо помочь…
— Сиди! Поможем!
Подоспели ещё двое с автоматами.
— Баба?! Да что же это она, а? Жива ещё? — недоумённо запричитал один, разглядывая лежащую девушку.
— Надо дострелить, — безразлично предложил другой.
Сидящий на снегу Иванов повернул к Батурину побледневшее лицо и простонал, словно упрашивая:
— Не надо!..
— Сиди! — презрительно бросил товарищ. — Тоже мне нашёлся…
Наступила гнетущая тишина. Лишь со стороны поля ещё доносились редкие выстрелы. Иванов снизу вверх посмотрел умоляющим взглядом на одного, затем на другого стрелка в одинаковых камуфляжах, стоящих в нерешительности перед раненной девушкой:
— Мужики, не надо…
Тот, который предложил «дострелить», вызывающе тряхнул автоматом, перехватывая его удобнее в руках, посмотрел с холодной усмешкой на Иванова, показав бледное, с резко зачерневшими странными глазами лицо, и в них Иванов увидел затравленную злобу на всех, кто находился рядом: на Иванова, на беззащитную девушку, на всех, кто послал его убивать.