В связи с завершением судебного процесса и приведением в исполнение приговора Нарком обороны К. Е. Ворошилов издал 12 июня приказ № 96. Приказ был обнародовал в газетах и навсегда вошел в историю как документ, воплощающий зло и вопиющую несправедливость, а также обличающий их вершителей. Повторив имена осужденных «врагов народа» и сфабрикованные против них обвинения, нарком заключал: они «стерты с лица земли, и память о них будет стерта и забыта», «армия укрепляется тем, что очищает себя от скверны» К
Нет, не стерта память о них. Правда восторжествовала и обнажила весь кощунственный цинизм этих слов. История опровергла и лживые слова об укреплении армии.
Приказ послужил началом развертывания широкой кампании по разоблачению участников «заговора» и причастных к нему лиц сначала в центральном аппарате Наркомата обороны, а затем и войсках, военных учебных и паучных учреждениях, конструкторских бюро. Призывы к повышению политической бдительности и «очищению армии от скверны» довели дело до того, что ни одна воинская часть не могла остаться в стороне, чтобы не найти в своих рядах хотя бы одного «заговорщика». В 1937—1938 годах около 40 тыс. человек командного состава стали жертвами необоснованных репрессий205.
Не только родные, но и многие из тех, кто близко знал Михаила Николаевича, и тогда не поверили в его виновность. Об этом много написано в воспоминаниях о нем. Неверие высказывалось и за рубежом. Передо мной лежат письма известного литовского писателя А. А. Лепс-нониса. В то время в буржуазной Литве он с группой литовских коммунистов находился в заключении в каунасской тюрьме. Все опи с болью встретили трагедию Тухачевского. Советского маршала знали как выдающегося полководца гражданской войны, защищавшего завоевания Октября. Старые коммунисты вспоминали, что при наступлении его армий на Варшаву в Каунасе готовилось вооруженное восстание. Общую боль высказал член ЦК Компартии Литвы Айзикас Лифшицас. Он твердо заявил, что «Тухачевский никоим образом не был шпионом и никогда но мог им быть». Мнение Лифшицаса поддержала вся камера — 35 политзаключенных.
Много лет спустя после этих событий, уже после реабилитации, в квартире Ольги Николаевны Тухачевской в Москве на улице пилота Нестерова собрались сестры маршала. Пришли Елизавета Николаевна и Мария Никол аевпа. Только они и дочь Михаила Николаевича Светлана уцелели после обрушившейся па семью трагедии 1937 г. В этом доме мне по раз приходилось слышать о Михаиле Николаевиче, о семье Тухачевских. Как живой, открывался образ полководца, захватывало его человеческое обаяние. А сегодня вспоминали о его последних днях, о горькой судьбе семьи.
По формуле, принятой во времена культа Сталина, столь же преступной, как и сами фальсифицироваппые политические процессы, вину за «преступления» «врага народа» разделяли все родственники. Вскоре после осуждения Михаила Николаевича были арестованы и высланы из Москвы его мать Мавра Петровна и старшая сестра Софья. Они умерли в ссылке. Жена маршала и оба брата — комбриги, преподаватели военных учебных заведений — были расстреляны. Три сестры прошли через все испытания сталинских тюрем и лагерей. После 17 лет заключения и двух лет ссылки они в 1956 г. по амнистии вернулись в Москву. Дочь Светлана, подросток, оказалась в специальном детдоме, а по достижении совершеннолетия также была арестована и до реабилитации находилась в лагере (умерла в 1982 г. в Москве). Такая же горькая доля досталась детям сестер и братьев маршала. Были расстреляны мужья сестер.
Процесс «антисоветской троцкистской военной организации» явился началом массовых репрессий против командного состава Красной Армии. Вслед за ним последовали аресты и уничтожение многих видных военачальников, особенно друзей и соратников Тухачевского. Жертвой сталинского произвола стала значительная часть военных кадров, выращенных Коммунистической партией за время гражданской войны и в 20—30-е годы. Погибли три из пяти первых Маршалов Советского Союза — М. Н. Тухачевский, В. К. Блюхер, А. И. Егоров. С мая 1937 г. по сентябрь 1938 г. подверглись репрессиям все командующие войсками и члены военных советов военных округов, все командиры корпусов, почти все командиры дивизий и бригад, около половины командиров полков, большинство политработников тех же категорий, многие преподаватели высших и средних военных учебных заведений *. При репрессиях удар направлялся в первую очередь против военачальников, пришедших из старой армии.
Сейчас, в пору революционного очищения нашего социалистического общества, восстановления исторической правды о его трудном пути, много пишут об ответственности за расправу над Тухачевским и массовые репрессии в отношении командных кадров Наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова. Однако, встречая прямо-таки яростное сопротивление противников гласности, зачастую делают это робко, смягчая краски. Надо прямо сказать, что Ворошилов в полной мере разделяет со Сталиным вину за совершенные беззакония. Он не только входил в ближайшее окружение Сталина, о котором говорил М. С. Горбачев, но и был его ближайшим личным другом, фанатически верил в Сталина и уверовал в собственное всесилие и вседозволенность. Без участия наркома не решалась участь ни одного из высших командиров. Материалы XXII съезда КПСС о культе личности Сталина и его последствиях, которые в долгие годы застоя замалчивались (а факты последствий культа находились даже под запретом), свидетельствуют, что Ворошилов несет персональную ответственность за многие злодеяния, которые проводились при его поддержке и активном участии, и называют вещи своими именами. Не случайно он вместе с В. М. Молотовым, JI. М. Кагановичем, Г. М. Маленковым поначалу оказывал резкое сопротивление линии партии на осуждение культа личности Сталина и выявление конкретных виновников репрессий, на восстановление социалистической законности и внутрипартийной демократии. Он боялся разоблачения своих собственных преступных действий перед партией и народом, неопровержимо подтверждаемых многочисленными документами 206.
206
См.: XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. М., 1962. Т. 1. С. 1С5; Т. 2. С. 402— 403, 586.