– Сделаю, родная, сделаю…
– Я верю, – и тут же встрепенулась. – А ты не хвастаешь?
– Для тебя всё что угодно, милая.
– Сделай такую, чтоб она играла и её не могли заглушить ни раскаты грома, – уточняла Настя, – ни визг полозьев на мостовой, ни крики грузчиков на причале и, когда она играет, душа бы рвалась из груди, а ноги сами пускались в пляс. Звучание её должно быть широким и весёлым одновременно. – Глаза Насти при этом излучали неотразимый свет. Она говорила, находясь в восторге и в радости. Говорила просто так, чтобы радоваться и удивляться. Ей было, в общем-то, всё равно, сделает Иван такую гармошку или нет, но он говорил ДА и она ему верила. Если б он сказал что воздвигнет над Волгой мост, то она тоже бы в это поверила. Поверила не в то, что это возможно или нет, а в то, что это сказано её Ваней.
– Задорная, значит, чтоб была, – уточнил Иван.
– Вот-вот, задорная, Ваня. Я это слово никак не могла вспомнить. Я задорная Ваня. Ах, какая я задорная. И гармошка такая же должна быть.
– Я сделаю такую гармонику, Настён. Обязательно сделаю.
– Как же ты её сделаешь, когда таких гармоник нет в мире!?
– А в Саратове будет и будет она стоять на твоём окне.
– Любимый… Не говори так, иначе я расплачусь, – сказала Настя и счастливые слёзы текли по её щекам.
Влюблённые находились и жили во время свиданий в своём мире. Мире не похожим на обычную жизнь обыкновенных людей. Но рядом существовал другой мир, мир осторожный, мир циничный. И если Иван с Настей встречались, то это совсем не означало, что за ними не было догляда. Тройка соглядатаев непрестанно следовала за ними, то в виде старух, почтальонов, дворников, меняя одежды и меняя образы. Иван и Настя нанимали извозчика и тут же сзади экипажа прицеплялся какой-то человечек и катился с ними до тех пор, пока молодые не отпустят извозчика. Причём этот человечек в конце пути, ловко отцеплялся от повозки и тут же терялся. Соглядатаи были до того в этом искусны, что молодые даже не подозревали о такой опеке со стороны Настиных родителей. Соглядатаям был дан приказ нисколько не мешать таким свиданиям, а если Насте будет угрожать опасность, то предохранить её от всех эксцессов. Влюблённые просто не знали, что нанятые соглядатаи докладывают, по приказу Настиного отца, о каждом их шаге. Даже тогда, при первом знакомстве, на острове, недалеко от них ловил рыбу рыбак, который мало смотрел на поплавок, а чаще бросал косые взгляды на Ивана и Настю, тоже был соглядатаем.
Настины родители были люди не только образованные, но и умные. Они не дали дочери свободу, они показывали видимость свободы и не более того, рассчитывая на то, что увлечение дочери пройдёт и она выберет достойного молодого человека. Просто вразумительные родительские беседы они отвергали, потому, что они не давали ничего. Интерес же дочери к молодому человеку не ослабевал. Это настораживало и пугало родителей. Решено было посовещаться с доверенными лицами.
Вечером в доме управляющего собрались самые доверенные люди, говорили тихо. Все понимали, что с Настиной стороны простое увлечение перешло в нечто большее и с этим надо было что-то делать? Было решено разорвать отношения молодых и если потребуется, то и силой. Решить вопрос было поручено Настиному брату. Тот отнекиваться не стал, а, щёлкнув шпорами, и энергично поклонившись собравшимся, оказавшим ему столь высокое доверие, вышел из комнаты.
– Не до смерти только! – вслед проговорил Настин отец. – Ещё нам убийства не хватало.
В этот же вечер в подворотне дом Карелиных на Ивана было совершено нападение. Когда на улицу на шум выскочили Николай и Дмитрий, то дело уже было сделано. Иван валялся в луже крови, а трое бандитов усердно пинали его сапогами. Увидев братьев, напавшие дали дёру, но Дмитрий, всё же узнал одного из них. Это был лодочник с пристани.
Ивана принесли в комнату, обмыли кровь и позвали доктора. Доктор осмотрел больного. С помощью братьев он крепко обмотал грудную клетку Ивана простынёй, так как у него были сломаны рёбра и, сказав, какие из лекарств как надо принимать, ушёл. Дмитрий пошёл за лекарствами.
Иван долгими днями и ночами лежал на кровати. К нему заходили братья и старший Карелин. Кормила его жена Николая, Аксинья. Больше всех около постели Ивана крутился сынишка Николая, Миша. Он что-то всё время рассказывал Ивану, а так как он не выговаривал букву «Р», то слова звучали забавно.
Иван поймал себя на мысли, что употребил слово, которое часто использует Настя – забавно и улыбнулся этому. Настя и так не уходила из его памяти ни на минуту. Чаще всего он вспоминал их первую встречу на острове. Правда, он недоумевал – почему родители Насти с первого дня не пресекли их встречи? Для него это было загадкой, а потом вот эта расправа.