– Я хочу, дедушка, стать гармонных дел мастером, меня из-за этих свистулек пригласили и из-за того, что я шорничать могу.
– Шорничать он может… – сердился дед. – Свистульки у него хорошие. – Это ты, – погрозил Митрофан пальцем Степаниде, – Твоя наука. Без твоих бы игрушек обошлись, чай не без куска хлеба сидели. Э-э-ех! – И Митрофан махнул в порыве гнева рукой.
– Деда… Знающие люди говорят, что в моих свистульках хорошо тональность подобрана, что у них строй хороший, выверенный. Говорят, что кто такой строй одной палочкой сумел сделать, то значит у того слух хороший, музыкальный.
– Ага,… Слушай больше. И кто тебе эту ересь в уши вложил? Крапивой бы того по заднему месту! – Не унимался дед Митрофан.
– Это что за музыкальный слух такой? – спросила Степанида.
– Это, бабуль, когда человек слышит и различает такие звуки, какие другие не слышат и не различают. Вот, например, ты слышишь когда самовар заквохтал, а дедушка не слышит. Так ведь?
– Это так, – улыбнулся дед, – я не слышу, а она слышит, с самой юности так. А вроде не глухой. Ну ладно… Если надумал внучек – езжай, отговаривать более не буду. Только запомни – я тебя в город не гоню, сам решил. Слушай дальше. Парень ты с мозгами, в плохие дела не пойдёшь, а если в себе тягу к делу чувствуешь, то иди. Иначе будешь нас всю жизнь недобрым поминать. Как я свою благоверную.
– Вот. Он и тут меня вспомнил, – заворчала бабушка. – Давно уж пора забыть. Так нет же, всё помнит…
– А что за история? – спросил Иван.
– История простая. – Начал дед. – В молодости моя сбруя получила первый приз на ярмарке. Ко мне подходит генерал и говорит: «А не желаешь ли ты, Митрофан, сын Пантелея, перевестись шорником в государеву конюшню? Должность высокая. – Я мнусь, а он продолжает. – Ответ завтра передашь с моим вестовым». Степанида в ответ как заголосит, она со мной была, будто я уже покойник и ну меня слезами омывать. Просто сдурела баба. Кричит: «Не надо нам никаких столиц. Ты хочешь меня бросить, на вертлявой кокотке жениться задумал. Не пущу, а уходить будешь, топором зарублю. Если ни мне, то и ни кому». Вот так это было. С тех пор из деревни только по ближним ярмаркам езжу и никто мне такого предложения из высших чинов больше не делал. Вот так-то. Возможно и тебе это предложение первое и последнее. Всевышний два раза не предлагает.
После слов деда и предчувствуя скорое расставание, Степанида заголосила. Только куда там. Митрофан был на стороне внука и это было железным условием того, что поездка Ивана в Саратов состоится. Через два дня, взяв палку и повесив на неё котомку, Иван пошёл в город.
* * *
Николай и Дмитрий Карелины встретили Ивана с нескрываемой радостью.Они показали ему перво-наперво мастерскую. Она была небольшая и располагалась на втором этаже старого дома. В мастерской пахло густо липой, клеем и кожей. На стеллажах стояли несколько видавших виды гармоник.
– А эти вы для чего здесь держите? – спросил Иван.
– А для того держим, – раздался голос из-за фанерной ширмы уже пожилого человека, – что мы их ремонтируем и продаём. – Лист фанеры отодвинулся и Иван увидел щуплого, но ещё очень крепкого старичка с лысоватой головой и большими ушами. «Геннадий Михалыч Карелин, – проговорил он. – Отец вот этих молодых и усатых братьев. – Он широко и по-доброму улыбнулся. – Ладно, ребята, – сказал он сыновьям, – идите, погуляйте, а я тут с Ваней о деле поговорю, с азами познакомлю. – И как только за братьями закрылась дверь, Карелин старший, взяв с верстака небольшую квадратную пластинку, что уместится на детской ладошке, сказал:
– Это, Иван, заготовка рамки. А вот, – и он взял другую похожую пластинку. – На этой рамке уже пробито отверстие, проёмом называется. – Вот эта же рамка, но с наклёпанным стальным язычком с одного конца и стоит он строго посредине проёма. – Карелин старший показал рамку с язычком, который, казалось, полностью закрывал проём. – Обрати внимание, что этот чёрный язычок не закрывает проём полностью, а изгибаясь движется в нём, дрожит.
Геннадий Михайлович осторожно подцепил ногтем верхнюю часть язычка, немного оттянул и отпустил. Иван увидел, как язычок задрожал, а точнее стал колебаться в проёме. Геннадий Михайлович поднёс рамку к губам и сильно дунул на язычок, раздался резкий пронзительный дребезжащий звук.
– Ух, ты! – только и вымолвил, поражённый увиденным и услышанным, Иван.
– Вот так-то? – Карелин улыбнулся. – Всё это, в сборе, Ваня, называется голосовой планкой. Эта планка есть сердце любой гармоники. Язычок колеблется в проёме, совершая возвратно- поступательные движения и рождает звук. Оттого, насколько качественно ты сделаешь голосовую планку, обточишь язычок, сделаешь подгонку и будет зависеть качество звучания сделанной гармоники. Вот так вот уважаемый будущий коллега… На сегодня хватит. Теперь обедать. Когда желудок пуст – много не наработаешь и многого не усвоишь. Однако переедать тоже нельзя, лень будет одолевать. А теперь пошли в нашу столовую.