– Глаз у тебя острый, заметил, – сказал Николай.
– Как же не заметить. Всё видно. Когда особенно то, с чем сам работал.
– Что тебе, Ваня, на это сказать… Где-то применяем и олово.
– У нас эксперимент не запрещается, а поощряется, – вставил Дмитрий. – Ты вначале научись делать коробки из липы, да мех собирать и выклеивать. Надо всё по порядку, от простого к сложному.
– Понял, – радостно проговорил Иван.
Через три дня, как и сказал Геннадий Михайлович, Иван приступил к работе. Он стал делать коробку. Иван обтачивал липовую доску напильником. Душа его пела. Он был несказанно рад тому, что его нашли настоящие мастера своего дела, он видит их работу, но многого ещё не может, не понимает. Вон Геннадий Михайлович, занимается только настройкой инструментов. Эту операцию даже Николай и Дмитрий не всегда могут сделать и часто обращаются к отцу за помощью. Потому старший Карелин и сидит за фанерной ширмой, чтоб лучше сосредоточится на издаваемых язычками звуках. Он же, Иван, обязательно всему научится! Научится всему… всему. Надо от Дмитрия научиться нотной грамоте. А вначале надо научиться делать короба, потом он научится делать клапана и голосовые планки. Это всё так заманчиво и интересно.
Если б не Геннадий Михайлович, возвестивший о конце рабочего дня, то Иван так бы и пилил и обтачивал белоснежные липовые доски.
* * *
Иногда к ним в гости приходил сосед немец Гюнтер Кляйн и обязательно заводил разговор о музыке. При этом он начинал нахваливать немецкую гармошку и немецких мастеров давших жизнь инструменту. У Гюнтера Кляйна была своя немецкая семиклапанка и он иногда на ней играл.
– Семиклапанка – это венский строй, – говорил он. – Немецкие мастера знают своё дело. Этот самородок Бушман из Тюрингии, просто голова. Её не надо менять.
– Прошу прощения за неделикатный вопрос, – сказал старший Карелин, подмигивая Ивану. – В народе песни различаются по жанрам и ладовому строению. На сегодня не придумана ещё такая гармошка, чтобы могла удовлетворить всех певцов и что прикажете господин Кляйн с этим делать?
– А ничего не надо с этим делать. Просто ничего. Обратите внимание, уважаемый, говорит с пафосом Гюнтер.– У каждого человека своя неповторимая походка, но стоит этому человеку встать в военный строй, как он сразу меняет походку. Она у него по команде становится единой со всеми. У всех солдат роты, полка, батальона единая походка и никаких противоречий. Ради искусства можно поступиться всеми этими, как вы говорите, особенностями и я вам привёл отличный пример.
– Ваш пример сногсшибательный, – засмеялся Карелин, вытирая выступившие от смеха слёзы. – Против него мне нечего сказать. Вы, Гюнтер, большой оригинал.
– Я ещё сказать, – продолжил гость, – У вас нет своя национальная гармошка. – Вот вы так и рассуждать.
– А тульская, – парировал Геннадий Михайлович.
– Фи… – произнёс в ответ немец. – Тульские мастера много экспериментируют, подгоняй строй под национальные особенность местных жителей. Этого нельзя делать. Гармошка должна играть, так как её сделал мастер. Пусть певцы и плясуны подстраиваются под её звучание, а не гармошка под певцов.
– А как же народ будет петь и плясать, если музыка не та?– Вставил Николай.
– Вы не можете понимать душа мастера, его изобретательское чутьё, – парирует Гюнтер. – Простой народ, эта толпа. Она ещё не доросла до немецкий гений. Вот так. Идя по тульскому пути, вам молодой человек! придётся сделать десятки разных гармоник, чтобы удовлетворить желание необразованных толп с разных окраин огромной Российской империи. Но, это невозможно. Это противоречит здравому смыслу.
– Но почему ж это невозможно? Возможно, – парирует Геннадий Михайлович. – Я недавно смотрел, сделанную в Туле, гармошку для марийцев, удивительный инструмент. Он как будто родился в гуще этого волжского этноса. Его распевы и возможности тульской совпадают. Ничего лишнего.
– Не делай из меня дурак, Геннадий Михайлович. Иначе я разочаруюсь в ваших способностях, – бросил Гюнтер, и, надвинув шляпу на самые глаза, вышел. Это означало, что он очень расстроен и придёт нескоро.
Прошло два года. Иван был старательный ученик. Он уже свободно делал гармонные короба, украшал их мельхиоровой вязью или латунной чеканкой, мастерил приводные механизмы и даже изготавливал голосовые планки и настраивал голоса. С голосовыми планками шло пока не всё так гладко, как бы хотелось. Карелин старший его хвалил за усердие и подбадривал, говоря, что он за это время, сколько Иван занимается гармонным делом, мог только короба собирать.