Инна осталась в сознании, но явно была не в себе.
– Я дура, дура, – хрипела она, пока деревенские хлопотали вокруг.
За спиной зарычало и задребезжало. Обернувшись, Варя увидела «Газель» спасателей. Заметил их и Фомин.
– Ну точно, как за смертью посылать, – пробурчал он.
Но на самом деле они бы успели: крыша внедорожника все еще торчала над водой.
– И кто тут тонет у вас? – двое приехавших вышли.
– Уже никто. Мы сами ее достали, – Фомин кивнул на мокрую Инну на берегу.
Спасатели подошли к ней. Один наклонился и отчетливо, чуть ли не по слогам, как будто она потеряла способность понимать, сказал:
– Девушка, мы вас в больницу отвезем.
Опухшие от воды и слез, грязные от размазанной косметики глаза Инны вдруг сузились от злости до щелок.
– Этот ублюдок! Да он бросил меня и сбежал. Его судить надо! – закричала она. – А я пристегнутая была! Я ж… Я же… Я ж чуть не…
Ее начало трясти от сухих рыданий.
– Ты поплачь, дочка, – потрепала бабка Танька огромное плечо пуховика.
– Бабка, это все бабка. Она сказала, что все будет, если я ему покажу то зеркало, – захлебывалась Инна. – Вот я показала… Он сбежал, он просто сбежал, он меня бросил. А я Паше еще успела позвонить. Прежде чем телефон в воду… И… Он сказал, что уехал уже, и я…
– Так она, что, не пойму? Отвлекла водителя – вот он с дороги под горку и улетел? Ну так дура и есть, – пожала плечами Лариса.
– Просто бредит, – сказал Фомин.
– С чего бы? Как есть говорит. Так и знала, что Дарьи проклятой дела и ее отродья, – сплюнула бабка Танька, а после повернулась к приезжему. – Вот видишь, Илюша, до чего доводят людей.
Илюша.
Спасатели все же уговорили Инну подняться. Поддерживая, усадили в машину. Когда «Газель» с ревом победила подъем от берега, жители стали расходиться, хотя кто-то и остался посмотреть, как утонет джип.
Варя пошла следом за спасателями. На покрытом тонким льдом повороте, где на дорогу упало старое дерево, «Газель» повело, и она не смогла разминуться с препятствием. От удара вырвало колесо, но экипажу повезло: машина не вылетела с дороги, ее просто протащило вперед.
Сначала была тишина, даже когда спасатели уже вышли. А потом они стали спорить. Так громко, что Варя слышала издалека целые фразы. Один предлагал дожидаться подмогу, а второй считал, что ждать придется как минимум до ночи.
– Ей нужно в больницу. Пока ждем, окончательно околеет, – Варя подобралась ближе, и теперь уже разбирала каждое слово. – Может, сможем сами колесо приставить. В общем, как хочешь, а я пойду поищу.
– Да стой! Тогда вместе пойдем.
– А ее одну оставим? Ты с ней побудь, а я пойду.
– Не помнишь, что с Димычем тем летом было?
– Ты про тот бред, что ли? Когда он месяц где-то бухал и придумал историю с девочкой? Иди-ка лучше в машину. Все, я пошел.
Колесо спасатель заметил под деревьями за поворотом. Спрыгнул с дороги и пошел за ним в лес.
Глава 3. Пропавший
Красные огни смотрели из куста прямо на Илью. Да это же глаза! А он не мог и пошевелиться. Босой, он стоял по колено в ледяном рыхлом снегу на поляне где-то в ночном лесу, дрожа от рвущего тело лютого холода. Тот грыз за ноги, откусывал пальцы на руках, а сейчас вот впился зубами в плечо. Нет, Илья не хочет здесь умирать! Он рванулся изо всех сил – и так больно ударился головой, что в ней зазвенело.
А глаза все смотрели на него. Но не из заснеженного куста: они вместе с приподнятой рукой нависли над дедовской кроватью и принадлежали небритому незнакомцу лет сорока.
И холод действительно грыз безжалостно. Илья приоткрыл рот, и оттуда пошел пар. Он снова дернулся и опять задел металлическое изголовье кровати, увенчанное двумя шарами, – видимо, в один из них он только что и врезался, – прежде чем окончательно проснулся. Так вот в чем дело: кто-то снова сюда вломился! Илья бросил быстрый взгляд на стол, но вещи были на месте. Впрочем, вор бы и не стал дожидаться его пробуждения, не так ли?
Гость кивнул сам себе и убрал руки в карманы. Илья сел на кровати и принялся дуть на окоченевшие ладони. Возмущение и страх от того, что кто-то явился сюда и стоял над ним, беспомощно смотревшим кошмарный сон, замерзли на губах. Гневные слова просились, но не слетали. Надо растопить проклятую печь. Ведь горбатая бабка как-то с ней управлялась.
Под отстраненным взглядом гостя Илья натянул ботинки – снять их на ночь было опрометчивым решением. Вздрогнул – до того они окостенели за ночь – и встал. Открыв печь, бросил в нее несколько дров из кучи, засунул сверху мятую газету и чиркнул зажигалкой. Бумага осторожно занялась, но такими темпами разгорится только тогда, когда Илья треснет и рассыплется, как стекло на морозе. Он плеснул в печь из керосиновой лампы. Все вспыхнуло. Совсем другое дело! Он аккуратно задвинул дверцу лопатой, которую вчера притащил горбуньин внук, и ощутил гордость. Выходит, справился. Илья повернулся к своему молчаливому гостю.