Через полгода, уже осенью, когда у Марики резались зубы, под вечер в окно кухни тихо постучали.
Эрика вздрогнула и отложила на стол чайную ложечку. Ложечкой тут же завладела Марика и немедленно сунула в рот.
— Ивар?
— Может кто из старых клиентов?
У двери стоял, кутаясь в гражданский плащ, Маркус.
— Привет, Ивар.
Я посторонился.
— Привет, заходи как раз к ужину.
— Времени нет. Помоги мне.
— Что надо сделать?
— Отвези на ферму к отцу…
Маркус пошатнулся и привалился плечом к стене.
— Ты болен? Тебе может надо в больницу?
— Никакой больницы… К отцу на ферму!
— Хорошо, хорошо. Я только предупрежу Эрику.
— Я жду тебя в машине.
Эрика встревожилась.
— У Маркуса неприятности?
— Не знаю. Он ничего не говорит. Твердит — на ферму к отцу и точка!
— Подержи девочку. Я должна его осмотреть.
Эрика накинула пальто и выбежала во двор.
Я бродил по комнатам с малышкой на руках и прислушивался, когда стукнет дверь.
Дверь стукнула.
Эрика вбежала на кухню. Выхватила со шкафа чемоданчик-аптечку скорой помощи.
— У него рана в левой руке, хорошо, что сквозная. Наложу повязку.
Через полчаса я уже ехал из города. Моросил нудный мелкий дождь. Фары давали мало света.
Держась за раненую руку, рядом сидел с закрытыми глазами Маркус.
— Ничего не хочешь сказать?
— О чем?
— Ты — полицейский, тебя ранили, и ты бежишь из города. Что произошло?
— Меньше слышишь, лучше спишь…
— Вместо того чтобы обнимать жену под уютным одеялом, я трясусь под дождем в темноте. Хоть что-то я могу узнать?
— Можешь, но не сейчас…
Маркус замолчал, а я обиженный недоверием тоже.
На ферме дядьки Мариуса ничего не изменилось. Я передал Маркуса отцу и уехал, довольно сухо поговорив со стариком. Впрочем, он обеспокоенный состоянием сына и не рвался беседовать.
По дороге домой, так и не встретив никого, заехал на ночную заправку и долил бензина в бак. Лучше сейчас чем рано утром завтра. Можно понежиться в постели чуть дольше.
Я вспомнил тугие груди Эрики и нежную кожу на бедрах рядом с лобком. Мои мысли понеслись в известном направлении. По улицам ночной Виндобоны мой старый пикап пронесся с явным превышением скорости.
Понежится в постели мне как раз и не дали. Едва рассвело, нас разбудил громкий стук в дверь.
В дом ввалились незнакомые полицейские. Пятеро.
Наскоро обыскали дом и велели мне собираться с ними.
— Я арестован?
— Нет, вы задержаны как свидетель.
— Это чушь! — возмутилась Эрика. С ребенком на руках, в легком халатике, едва причесанная, она все равно была красавицей. — Свидетелей приглашают, а не тащат силой из дома, без завтрака и полуодетого! Это произвол и мы будем жаловаться полицай-комиссару!
Полицейские смущенно переглянулись.
— Завтракайте и одевайтесь, мы подождем во дворе.
Я ходил по кухне с Марикой на руках, а Эрика быстро приготовила мне омлет и кофе. Наша малышка деловито сосала пальчики, пуская пузыри и не обращая внимания на суету.
Эрика обняла меня и тихо сказала.
— Это из-за Мариуса.
— Я не буду хитрить. Скажу куда отвез. Все равно, небось, догадались. Только не думаю что он на ферме. Лес рядом.
— Что он такого сделал?
— Узнаем скоро.
До полицейского участка я ехал на своем пикапе с двумя полицейскими.
Меня привели кабинет следователя сразу, мимо прочей публики сидящей на стульях вдоль стены.
Следователь, лысоватый, вежливый блондин в очках, курил папиросу за папиросой и больше часа долбил меня вопросами.
Он не ожидал, что я все выложу про Маркуса сразу и без запирательства и твердил свои вопросы по третьему кругу, когда в кабинет без стука вошел Руфус. Поздоровался со мной за руку, а следователю только кивнул.
Почитал протокол.
— Маркус что-нибудь говорил?
— Я пытался узнать у него подробности, но он сказал: меньше знаешь — лучше спишь.
Руфус хмыкнул.
— Подпиши протокол, и пойдем со мной.
Я подписал протокол и покинул продымленный кабинет.
В кабинете Руфуса на втором этаже было прохладно, раскрытые окна смотрели на тенистую улочку.
Усадив меня на кожаный диван, Руфус закрыл окна и, позвав секретаря, велел принести нам кофе с пирожными.