— Хочешь кофе? У меня есть немного…
— Спасибо. Я домой. Эрика будет волноваться.
— Как я вам завидую… Какие вы счастливые…
Неведомое раньше чувство поселилось в груди — страх, ежедневный и липкий страх. Ожидание грядущей и неотвратимой беды. Я словно опаздывал на последний поезд и знал, что точно опоздал на него… Страшно было не за себя. Страшно было за Эрику, за дочку. Что их ждет, если и я отправлюсь в вагоне с решетками на восток? Как потом стало известно, арестованных судил специальный суд и осужденных запихнув в вагоны, отправляли в глубь Ассора без права на переписку. Так, видимо, и случилось с Михаилом Петровичем. В последние дни весны, когда уже отцвели каштаны и солнышко грело почти по-летнему, я бродил по двору за семенящей на неокрепших ножках дочерью. Страховал от падения. Когда ребенок начинает ходить — это и радость, и новое напряжение. Завтра выходной и Эрика отсыпалась после дежурства. На завтра мы планировали сходить на танцы в парк, вспомнить недавнее прошлое.
— Мы как загнанные лошади с тобой, милый! Где романтика? Где трепетные чувства? — жалобно спросила вчера Эрика.
Я поцеловал ее в мягкие губы и мы, обнявшись, сидели несколько минут.
— Я жалею, что не послушалась того старого дантиста… надо было уехать отсюда… стало совсем нехорошо…
— Ничего, все наладится.
— С тобой мне ничто не страшно.
Ночью я услышал шум в прихожей и тихо, стараясь не разбудить Эрику встал с кровати. Автомобильная монтировка, что всегда лежала на шкафу, немедленно оказалась в руке. В прихожей дядька Мариус обнимался с двумя бородатыми мужиками.
— А вот и наш хозяин!
— Тише, дочку разбудите… Мариус, кто это?
— Обижаешь, старик! — прогудел один из бородачей.
— Маркус?! Петрус?!
Я в пижаме сидел у стола наблюдая как братья наворачивают ложками тушеное с картошкой мясо.
— Вы откуда?
— Откуда надо! — рыкнул Петрус, облизал ложку и положил на стол. — Бритву одолжишь? У меня от бороды все чешется который месяц!
Попахивало от братьев тоже соответственно. Мылись они хоть раз за полгода?
Отправив братьев в ванную комнату растапливать колонку и бриться, я сел за стол напротив помолодевшего от радости дядьки Мариуса.
— Надолго они?
— Навсегда.
— ????
— Тевтония напала сегодня ночью на Ассор. Скоро они будут здесь, и придет конец всему этому ублюдству! Виндобона станет опять свободной!
— Не может быть?!
— Может.
— Что случилось?
Запахнувших в халатик, в комнату вошла Эрика, щурясь на свет.
— Мариус говорит, что началась война Тевтонии и Ассора.
Эрика охнула.
— Так включите радио!
Ассор молчал, а радио Тевтонии взахлеб вещало о начале похода цивилизации против варварства и грядущем крахе общества так называемой социальной справедливости.
Утром с громкоговорителей на улицах объявили о начале войны и мобилизации.
Активисты народного фронта тут же, к обеду принесли мне повестку. Я должен был назавтра с вещами и запасом еды на три дня явится в войсковую часть, расположенную на севере города.
Вечером другие активисты изъяли радиоприемник, согласно очередного, скороспелого закона.
— А как же мы будем слушать музыку? — жалобно спросила Эрика.
— Гражданка, началась священная война. Какая музыка? О чем вы? К тому же война долго не продлиться. Через месяц победа и получите свое радио обратно. — Отбрила активистка, на этот раз по виду чистокровная виндобонка — пышная блондинка с голубыми глазами.
— Крашеная сучка… — прошипела ей в спину Эрика.
Хорошей краски теперь в Виндобоне было не достать и моя любимая из блондинки давно превратилась в шатенку.
Пока активисты шастали по дому, Маркус и Петрус отсиживались в яме, в гараже под пикапом.
Когда все ушли, я вошел в гараж.
— Так и будете сидеть?
— Ушли?
— И радио забрали.
— Ничего, скоро я тебе радио принесу от самого министра. — Похвалился Мариус.
— Ага, посмотрим. Ты знаешь, что Линда беременна от тебя?
— Ого? Почему от меня?
— Потому что ты вечно был перепачкан ее яркой помадой!
Петрус захохотал и ткнул брата кулаком в бок.
Завязалась шуточная потасовка.
Ночью братья покинули дом, переодевшись в гардеробе Юргена. В его спальне в шкафах осталось много одежды.
Я сходил в подвал и проверил стену. Все осталось в целости.
Утром с рюкзаком за плечами я направился по месту указанному в повестке, с комом в горле, оставив за спиной заплаканную Эрику.