Я свернул на боковую улочку и тут же налетел на военный патруль. Два солдата с винтовками и офицер.
— Кто такой? Документы!
Я пожал плечами. Улыбнулся, хотя меня внутри начало корежить от страха.
— Да я в парикмахерскую ходил, хотел побриться, а она закрыта. Я рядом живу. Пойдемте покажу. Меня тут все знают…
— А ну молчать! Документов нет, мы тебя задерживаем до выяснения! Пойдешь в комендатуру! — рявкнул офицер.
Я горестно кивнул и бросился бежать.
— Стой! Стой стрелять буду!
Я нырнул под арку, потом через двор, в подъезд и затих. Патруль ворвался во двор и пробежал дальше. Я на цыпочках буквально поднялся по лестнице на самый верх. Этот квартал мне был хорошо знаком. В соседнем доме наша первая с Эрикой квартира. Поднялся на чердак и уселся за трубой, стряхнув с балки сухой голубиный помет. Надо дождаться темноты. Я прислушивался к каждому шороху. Вдруг патрульные догадались куда спрятался? А теперь крадутся к чердачному люку. От таких мыслей чесалось между лопаток и хотелось немедленно удрать все равно куда. В слуховом окне стало темнеть, когда в небе заныли моторы и из парка донеслась пальба орудий. Душераздирающе завопили сирены. Самое время! Вместе с жильцами дома я выбежал во двор. Они побежали в подвал, а я дальше.
Тевтонские бомберы бомбили станцию. Глухие разрывы бомб были слышны, наверное, по всему городу. По случаю бомбежки патрули тоже попрятались по подвалам, и я без приключений добрался до дома. Дойдя до поворота к своей улице, я едва не заплакал. Я добрался! Я смог! Что-то я слишком сентиментальным стал? Нервы? Ворота оказались заперты и калитка тоже. Я перелез через ограду и тихо добрался до двери. В окне кухонном виден был свет. Эрика не спала.
Я тихо постучал в стекло. Вспыхнула лампочка над входной дверью. Из дома вышел с моей монтировкой в руке дядька Мариус.
— Кто тут?
Я вышел из тени.
— Ивар, чтоб я провалился!
Мариус моментально скатился по ступеням и обнял меня.
— Как ты? Живой? Сбежал?
— После обо всем. Эрика?
— Дома! Заходи, пока соседи не разглядели.
Едва переступил порог, как на мне повисла Эрика, целуя в лицо и шею, куда попало. Слезы текли по щекам, но она улыбалась мне. Я обнял ее и прижал бережно к груди.
— Марика?
— Все хорошо с нею. Спит.
Проснулся я и сразу унюхал запах омлета и свежего кофе.
На часах, лежащих на тумбочке уже десять утра. Эрики рядом нет. На работу ушла? Чистая моя одежда висела на стуле. Я оделся и вышел на кухню.
— Доброе утро, девочки!
Эрика бросила стряпню и подбежала за утренним поцелуем.
Сидящая в коляске Марика с любопытством наблюдала за нашими нежностями.
Когда Эрика вернулась к плите, я присел рядом с дочкой.
— Привет, малышка. Как дела?
Она улыбнулась мне всеми шестью зубами. Я сел за стол, хотя и руки чесались потискать малышку, поносить ее на руках. Только я знал, после этого в коляску обратно она не захочет и устроит скандал. Эрика выложила омлет по тарелкам и села напротив. Над кружками с кофе вился парок.
— Как спалось, милый?
— Как безгрешному младенцу… Слушай, ты говорила, что сегодня дежуришь?
Эрика перестала улыбаться. Между бровей возникла морщинка.
— На рассвете явились Маркус и Петрус. С ними еще пятеро. Приехали на грузовике зеленом с крышей. Они вытащили из подвала ящики и увезли с собой.
Мариус тоже с ними уехал. Они сказали, что сегодня на улицу выходить не надо.
— Почему?
— Маркус сказал, что будет стрельба.
— Что они задумали?
— Сказали, что хотят помешать удрать всякой сволочи… Сказали, что сегодня тевтонцы возьмут город, в крайнем случае — завтра…
— Это хорошая новость?
Эрика пожала плечами.
— Тевтонцы ненавидят теке…
— Мы помогали «Кайскирку» и они защитят нашу семью. Я уверен, тебе нечего бояться. Малыш, я не дам тебя в обиду.
Эрика грустно улыбнулась.
Она была так красива и так беззащитна…
Я протянул руку и сжал ее руку в своей.
— Самое страшное позади, я уверен.
Про свои странствия и про встречу с Карлом я не рассказал Эрике, не хотел ее пугать и беспокоить.
— Что на работе? Раненых с фронта к вам везут?
— Нет, странно даже… Приготовили дополнительные палаты, но никого нет.
— Может быть, раненых везут по железной дороге дальше в тыл?
— Не знаю. Странно, что телефон с утра молчит. Я ждала звонка из госпиталя и ничего. Вечером бомбили станцию. Может быть, есть пострадавшие…