Эрика улыбалась мне от плиты, на которой что-то жалилось и варилось сразу.
— Еще нет.
— Хочешь котлеты с картофелем?
— Хочу…
Я помыл руки и, сняв комбинезон, вернулся на кухню. Сел за стол.
— Ты какой-то не такой? Что случилось?
Жена мгновенно уловила мое напряженное состояние.
— Случился господин Готлиб. Он был сейчас у меня и просил пять тысяч ливов в месяц за молчание. Он уверен, что ты прячешь в подвале теке.
Эрика ахнула и уронила ложку на пол.
— Ты, правда, кого-то прячешь, милая?
Готлиб оказался прав. В тайнике в подвале под лестницей жила Леана — медсестра из госпиталя, где раньше работала Эрика. Та самая что выносила мне в пеленках Марику на следующий день после родов. С ней вместе близнецы — мальчишки семи лет. Тихие, бледные с большими карими выразительными глазами.
Увидев меня в форме они окаменели от страха под одеялом на старом матрасе.
Я спустился в подвал, прижимая к груди кулек с яблоками апельсинами.
В тайнике попахивало от ведра с крышкой, что стояло в углу. Экономно, еле-еле светилась керосиновая лампа.
— Это ты — Ивар?
— Не бойтесь, я принес вам фрукты.
Я завез Готлибу деньги на следующее утро и все рассказал Петеру.
Тот покачал головой.
— Не ожидал от Эрики такого безумства.
— Можно и Леану с детьми вывезти? — спросил я.
— Можно, но это будет стоить денег.
— Возьми из моей доли.
— Ты просто милосердный ханаанец, Ивар!
— Не знаю таких.
— Век милосердия еще не наступил. — Тихо ответил Петер.
На следующий день, когда я готовил вечером грузовик для поездки в Кардис на завтра, к дому подъехал лимузин Петера. Полицай-майор выглядел озабоченным.
— Что случилось?
— Еще не случилось, но случится. Пришёл приказ: меня переводят с повышением в Южную Славонию. Плюс погоны оберст-лейтенанта.
— Поздравляю.
— Особо не с чем. Там много опасной работы.
— А как же я? Как же наше дело?
— Ты останешься здесь. В Южной Славонии не спокойно. Обстрелы патрулей, саботаж. Туда я вас с Эрикой не могу взять. Слишком опасно. Здесь при департаменте гауляйтера водителем ты будешь в безопасности.
— А теке из гетто?
Петер пожал плечами.
— Кого мы вывезли — тем повело. Прочим — нет.
— Ты что-то знаешь?
Петер оглянулся на освещенные окна дома.
— Не говори ничего Эрике. Она может сделать что-то импульсивно…
— Сделать? О чем ты?
— Гетто будет ликвидировано. — Тихо сказал Петер.
— Так это же хорошо. Пора всех выпустить оттуда. — заметил я. — Дикие века какие-то в цивилизованное время. Преследовать людей из-за национальности…
— Помолчи, Ивар! Ты сейчас несешь дикую чушь! Ты забыл кто ты и где?!
Петер рассердился, а я удивленный, смолк.
— Пришел приказ из столицы. Приказ прямой. Гетто ликвидировать. Всех теке тоже.
— Как то есть ликвидировать?
— Ты тупой, Ивар?! Ликвидировать — значит убить!
— Ты это серьезно?
Петер вздохнул и вытащил из кармана портсигар. Не спеша закурил сигарету. Руки его дрожали.
— Вот поэтому ты и уезжаешь в Славонию… Не хочешь участвовать в бойне…
Петер поперхнулся дымом.
— Ты не знаешь что за люди, там, на верху в управлении имперской безопасности! Они перешагнут через трупы миллионов… Что им горсть теке! У самого канцлера огромный зуб на теке… У самого… Никто против не пойдет из тевтонцев. Понимаешь?
— Ни чем хорошим это не кончится…
— Верно, Ивар. — Петер понизил голос. — А еще наше наступление в Ассоре забуксовало. Армия топчется на месте. Ассорцев недооценили. Они воюют как звери… Сжигают при отступлении собственные города и деревни. Дезертиров расстреливают из пулеметов. У них появилось оружие из Гринландии, с чертова непокоренного острова… Когда они вернуться в Виндобону, то вывернут здесь всех наизнанку, поверь мне, Ивар.
— Вернуться ассорцы?! Что ты говоришь?!
— Если до зимы не будет победы — война будет Тевтонией проиграна.
Петер уехал, а я стоял во дворе, смотрел на звездное небо, скованный жуткими мыслями и видениями. Если Петер прав, то, как нам спастись?
Я вернулся в дом. Сел на кухне у стола.
Пришла Эрика, кутаясь в халатик. Лицо сонное.
— Извини, я заснула. Укладывала малышку. Ужинать будешь?
— Если только чаю…
Она поставила чайник на плиту. Села рядом.
Я обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Устал?
— Очень…
У меня язык не повернулся все рассказать любимой.
На следующий день я попросил выходной у Петера и поехал на хутор к дядьке Мариусу. В тевтонской форме и на военном грузовике меня везде пропускали не глядя, на всех постах. Осенняя серая, пасмурная погода доброго настроения не прибавляла. Знакомая дорога привела к хутору. Я заглушил мотор и выбрался наружу. За забором залаяла одна псина, потом присоединилась другая. Я даже постучать в ворота не успел. Приоткрылась калитка, и выглянул Петрус. В руке винтовка.