— Ты твердо решила? А как же Марика?
— Линда посидит с нею. Ее малыш уже подрос и он нравится Марике. Ей будет хорошо с ними, я думаю.
— А если тебя кто-то опознает? Я боюсь за тебя.
Эрика присела на корточки рядом со стулом посмотрела на меня снизу вверх.
— Я устала бояться, милый.
Через месяц после Рождества на центрально площади Виндобоны состоялся смотр первой бригады. Командовал бригадой оберст Айвар Круминьш. Стоял с группой офицеров в тевтонской форме, приложив руку к фуражке. Я наблюдал за смотром и парадом издалека.
Парни в шинелях и стальных шлемах маршировали не слаженно, но бодро. Полоскалось нехотя на ветру знамя новой бригады. Кроме трех батальонов бывшей охранной бригады добавились еще три новопризванные.
Горожане приветствовали воинов с энтузиазмом. Девушки в задних рядах, подпрыгивали и визжали, размахивая маленькими виндобонскими флажками.
Нашивка с этими цветами имелась на рукаве каждого нового бойца империи.
С площади бригада маршем прошла через весь город до казарм.
По слухам через неделю бригаду должны были перебросить на северный край ассорского фронта.
На следующий день меня вызвал начальник гаража — одышливый толстяк Бровис и сообщил что я назначен механиком в автороту, придаваемую к первой бригаде.
— Приготовь запас еды и белье и жди приказа выступать.
— А кто командир роты?
— Какой-то Карлис Равис. Знаешь его?
Я вспомнил Карла, своего неудачливого соперника. Он вроде был лейтенантом…
— Надолго все это?
— А надолго эта война?
— Никак увильнуть не получится?
Бровис усмехнулся в седые усы.
— Если только ты сердечник или туберкулезник…
Я вернулся домой и выловил из бака с маслом перчатки набитые золотом. Отмыл в бензине, а потом с мылом увесистые монетки.
Эрика в спальне чинила белье, ловко орудуя иглой. Женское белье стало большим дефицитом в Виндобоне. Не купишь ни за какие деньги.
— Смотри! Правда, как новенькие?
Эрика продемонстрировала мне свои кружевные трусики.
— Еще бы!
Я положил к ее ногам кухонное полотенце с горкой золота.
— Ой, что это?! Откуда?!
— Это мой гонорар…
Я все ей рассказал. Рассказал и о скорой командировке на фронт.
— Этих денег хватит вам с Марикой на всякий случай. Мою зарплату будут привозить тебе нарочным. Не надо рисковать и выходить на работу, хорошо? Побудь здесь, с Марикой…
— Ты можешь отказаться?
— Идет война и если я не болен тяжело, обязан ехать, я же фельдфебель имперской армии.
— Это Петер нам удружил! Это из-за него!
Она крепко обняла меня и заплакала. Мне и самому хотелось плакать. Разве это моя война? Но что делать? Шанс убежать в Скаггеран мы упустили… Если я покину службу — стану дезертиром, а за это по имперским законом — смерть.
Через неделю Эрика и Маркус провожали меня. Промерзший вокзал заполнили люди. Пассажирские вагоны набиты солдатней. Толпа плачущих родственников… Пыхтит паровоз. Эрика рядом, держится обеими руками за мою руку. В глазах набухают слезы.
На перроне дежурный по станции смотрит на карманные часы. Пора отправляться.
Я жму руку Мариусу. В полицейской форме с погонами капитана он выглядит солидно.
— Позаботься о моих, чтобы не случилось… — повторяю я еще раз.
— Твоя семья для меня что своя. Не беспокойся. Все будет хорошо, только сам возвращайся скорее!
— Передавай привет Мариусу.
— А ты присмотри за братом!
Петрус тоже едет в составе автороты. Трезвый и печальный сидит где-то внутри вагона. Даже к окну не подошел.
— Присмотрю.
Бьет колокол бронзовый. Раз… Два…
Я обнимаю Эрику и целую в холодные губы. Она судорожно вцепляется в меня обеими руками.
— Только вернись… только вернись…
Третий удар колокола. Отстраняю Эрику и бегу к вагону. Поезд дает гудок и трогается. Уже на ходу запрыгиваю на подножку. Оглядываюсь. Рядом с серьезным Маркусом моя любимая. Руки прижаты к груди и блестят две дорожки на щеках. Через мгновение толпа скрывает их от меня.
В тамбуре, рядом с заиндевевшим окном стоит мой комроты Карл с сигаретой во рту. Щуриться сквозь дым.
— Она по-прежнему красотка. Счастливчик ты, Ивар!
Поезд набирает ход. Через возбужденных расставанием солдат я пробираюсь по вагону до своего места. Петрус поворачивается от окна ко мне.
— Не люблю прощаться.
— Разве у тебя нет никого? Почему ты даже с братом не простился?
— Не хочу опять слушать его нравоучения… делай то… не делай того…
Я сел рядом. За окном мелькали пригороды Виндобоны…