На Благовещенье и Божью мать!
Она снимает автора, молоденькая
фотографиня. Автор припадет
к кольцу с дохристианскою эротикой,
где женщина берет запретный плод.
Благослови, Лоллобриджида, мой порог,
пустая слава, улучив предлог,
окинь мой кров, нацель аппаратуру!
Поэт полу-Букашкин, полу-Бог.
Благослови, благослови, благослови.
Звезда погасла — и погасли вы.
Летунья-слава, в шубке баснословной,
как тяжки чемоданища твои!
«Зачем ты вразумил меня, господь,
несбыточный ворочать гороскоп,
подставил душу страшным телескопом,
окольцевал мой палец безымянный
египетской пиявкою любви?
Я рождена для дома и семьи».
За кладбищем в честь гала-божества
бьют патриаршие колокола.
«Простоволосая Лоллобриджида,
я никогда счастливой не была».
Как чай откушать с блюдца хорошо!
Как страшно изогнуться в колесо,
где означает женщина начало,
и ею же кончается кольцо.
ХОР:
Но поздно. Пора по домам.
Овчарки ведут по слезам.
Моя бабушка, Мария Андревна,
баба Маня,
проживаешь ты в век модерна
над Елоховскими куполами.
Молодая Мария Андревна
была статная — впрямь царевна.
А когда судьба поджимала,
губки нигочкой поджимала.
Девяносто четыре года.
Ты прости мне, что есть плохого.
Бок твой сказывается к погоде
И все хуже она, погода.
Но когда под пасхальным снегом
патриархи идут вкруг храма,
го возносят глаза не к небу —
а к твоей чудотворной раме,
где тайком через тюль подсматривает
силуэт в золотом тумане,
уже с той стороны бумаги —
баба Маня...
КАРТИНА 4-Я
«Покажите мне сына!
Не вводите вакцину,
дайте матери сына... »
Через стены роддома,
где не вхожи мужчины,
слышу шепот мадонн:
«Покажите мне сына!»
«Приземлился, мой родный.
Как купол, погас
мой живот парашютный...
Высота тошнотою отозвалась.
Покажите, прошу вас...
Покажите мне сына!
«Ори!» — сиделка просила.
В склянке у изголовья
роза с белым бутоном,
как с младенцем мадонна
пеленалась с любовью
Так пойдет до кончины —
покажите мне сына!
Мой пропащий багажик...
Расступитесь, осины,
и Голгофы и стражи —
он еще вам покажет!»
Кто пророка носила,
видит дальше пророка,
он ей сын беспокойный...
«Покажите мне сына!
Как опасна дорога...
Богу надо быть двойней».
ХОР:
Уборщица, моя вокзалы,
в ночном отразилась ведре —
как в нимбе себя увидала.
Но в том не призналась себе.
Реви, Ольга Корбут, по всем телевизорам!
Будь только собой.
Спортивных правителей терроризирую!
косички запретною запятой.
Пусть нищие духом сдадутся блаженно.
Великие духом ревут в три ручья.
Будь личность в прожекторном пораженье,
ь если ты личность — победа твоя.
Тебя запретили смертельные брусья.
Почуяв, как в Лондоне худо одной,
бобры и медведи твоей Белоруссии
рыдают с тобой!
Увы, еретички-косички ледащие!
Ты наша запретная слава летящая!
Таких мы не знали среди чемпионов,—
лисичка лесная среди шампиньонов.
(Того перерезало финишной ленточкой,
как ниткой натянутой режется хлеб,
и верхняя часть его под аплодисменты,
как бюст, установлена в клуб или склеп.)
Лети, еоетичка, вне схем Менделеева,
не для печати, не для литавр.
Не запрещайте — это смертельно!—
Не запрещайте Ольге летать.
В нас, в каждом, есть бог —
это стоило выстрадать.
Пусть в панике мир от попытки второй.
Так что же есть Истина?
Это есть искренность!
Быть только собой!
На русском, арабском или санскрите
не врите, не врите, не врите!
Не делайте вида, не прячьтесь в стандарты,
завидуйте, плачьте, страдайте.
Себе, в стенгазете или кульбите
не врите — ревнуйте, любите,
но бога в себе не предайте из прыти.
Не врите, не врите, не врите...
Да сгинет лукавое самозванство!
Она проиграла? Она бессмертна.
Занавес
Продолжительные свистки и аплодисменты, переходящие в буфет.
Антракт. Свет.
ПУБЛИКА (гуляя по фойе и холлам, хором)!
Уверен, что Она окажется героиней труда.
Вот мисс Трюдо — это да!