— Давай, горячая моя, покажи мне все! — приказал Егор, и я послушно подняла бедра, помогая лишить себя одежды.
Ветров отшвырнул тряпки, глядя на удивление мне в глаза, а не шаря по обнаженному для него телу глазами. А меня в этот его пристальный взгляд как в омут со страшной скоростью затягивало — не вздохнуть, не вырваться.
— Ну же, Валя! — потребовал Егор ответа, на не заданный, а может, не услышанный мною в этом наваждении вопрос.
— Да-да… — закивала я и протянула руки. — Я хочу… Сама хочу…
И Ветров как с цепи сорвался. Накрыл собой, целовал снова так, что себя не помнила, боли уже не чувствовала, ловя в ответ его губы. Накатывался волной, тёрся, тяжело наваливаясь, подчиняя, обездвиживая и вжимаясь между ног твердым стволом до сладкой боли, так, что я начала сучить ногами и ёрзать, вскрикивая и цепляясь за его плечи. Но Ветров отстранился, приподнимаясь надо мной, лишая такого желанного давления мощного тела и принялся тискать, гладить, лепить ладонями, терзая грудь новыми ласками рта, от которых гнуло, швыряло хаотично под ним, молотило чувственными волнами.
Егор резко выпрямился, рванул зубами упаковку презерватива, и я закрыла глаза, открываясь для него шире и ожидая скорого проникновения. Но Ветров вдруг положил одну ладонь на мой дрожащий живот, тяжело пригвоздив к месту, и сразу же я почувствовала его пальцы, коснувшиеся меня в самом сокровенном месте и прежде чем и вздохнуть смогла — сразу два легко проникли в меня. Распахнула глаза, нарвавшись на горящий хищной похотью взгляд и торжествующий оскал.
— Мокрая насквозь, да, красавица? — спросил он сильно огрубевшим голосом, чуть повернул кисть, почти извлекая пальцы, отчего мне захотелось заплакать. — Мо-о-окрая-я-я… сла-а-а-дкая-я-я… кончишь для меня? Ну конечно, кончишь…
Он резко толкнул пальцы назад, наполняя изнутри, а большим снаружи задевая что-то, как будто точку детонации, отчего меня выгнуло, и что закричала — осознала только, когда звук собственного голоса стих, а в лёгких опустело.
— Давай, Валюша, давай… Мне тоже уже совсем невмоготу… Давай… прямо мне на руку… давай…
Он заработал рукой резко и ритмично, попадая по той самой точке дикой чувствительности снова и снова, со мной начало происходить что-то немыслимое, пугающе-невозможное, чрезмерное, как будто меня выдирало из собственного тела, колотящегося бесконтрольно, и утягивало в безумную неизвестность. Это ощущение распирало, натягивалось все сильнее, каждую предыдущую секунду чудилось, что дальше уже некуда, но оно все нарастало и нарастало. С криком я упёрлась пятками в диван, стремясь уйти от вытворяющих это пальцев, потому что меня же разорвет сейчас, но ладонь на животе надавила сильнее, тем самым доведя творящееся до предельной остроты.
Меня затрясло, что было со всем телом я не осознавала, вся чувствительность сосредоточилась на мышцах, жадно обхватывающих мужские пальцы, и в животе. Их хаотично стало сводить сладчайшей судорогой, голова на миг стала огромной, потом все в ней схлопнулось, доводя ощущения до невозможной концентрации. И не успела я ещё и это пережить, как Егор подхватил меня ладонями под ягодицы и вошёл, смешав очередную волну удовольствия с болью от почти чрезмерной наполненности. Я снова хрипло закричала, и даже, кажется, упёрлась ему в грудь руками.
— Да, я знаю… ты привыкнешь… — прохрипел Егор и, не давая мне на это самое привыкание ни минуты, отступил и ударил бедрами снова, делая проникновение ещё более глубоким, а потом и замолотил, погнавшись за своим удовольствием.
Его было во мне так много, толчки выходили такими мощными, почти по животному грубыми, но поразительным образом первоначальная боль с каждым этим грубым вторжением стала преображаться в то самое удовольствие, что сотворили пальцы Егора только что, пусть и как-то по-иному. Меня опять потянуло из собственного тела, голова опустела для всего, кроме затопляющего мозг бескрайнего удовольствия, и я обвилась вся вокруг сильного мужского тела, мощно толкающего меня в новую эйфорию.
— Да-да, вот так, сжимай… выжми меня досуха… — зарычал Ветров у моего уха, стиснул ягодицы до боли и чуть поменял угол вторжения, врываясь до предела, отчего меня тут же снесло и забило в экстазе. — Вот так? Та-а-ак! Охеренно… ты охеренная… у меня башня в огне, член в раю…Вынимать не буду… до хромоты затрахаю… давай… давай-давай-давай, полетели-и-и!
Второй раз все было ещё мощнее и дольше, чем в первый, потому что я уже знала и не сопротивлялась, а Ветров все никак не останавливался, для и для эти запредельные ощущения. А когда наконец остановился, сладкие волны-воспоминания ещё накатывали и накатывали, медленно затухая, сначала заставляя вздрагивать, а потом просто убаюкивающе омывая сладостью изнутри.