— Боёв? — мигом догадался Сойкин.
— Боёв. — кивнула я.
— Боёв — это же один из учредителей вашего “Ориона”? — спросил Роман, пока Мишка взялся звонить в офис, выясняя как нам пересечься в выходной с начальством. — И что, он прям броситься помогать рядовым сотрудникам, а точнее даже не им самим, а вообще левому мужику?
— Это “Орион”, дружище, — фыркнул Сойкин, у нас за своих горой всегда. — Так, парни говорят, что сегодня почти все руководство полными семействами у Камневых тусят, как обычно. Поехали, такие разговоры лучше лично вести.
Мне было очень страшно и неловко, ведь припереться, как снег на голову, к начальству в выходной и начать выпрашивать помощь, заставляя поменять семейные посиделки на суету насчёт совершенно чужого человека … ну такое себе. Но уверенности, что делать что-то нужно и срочно, это никак не изменило.
Калитка темно-шоколадного цвета лязгнула и в проеме показалась монументальнейшая фигура Камнева, перегорогодив проем почти полностью. Вот уж правда, через такую махину ты в его дом запросто не прорвешься, он — та самая каменная стена, за которым его семья.
— Прошу прощения, Ярослав Григорьевич, что беспокоим вас в выходной, — торопливо затараторила я. — Миша, если что, не виноват, это мне…
— Заходите. — перебил меня Камнев, развернулся и просто пошел вглубь двора к дому.
Мы все переглянулись и пошли за ним. Чем ближе к дому, тем более отчётливым становился странный шум, а как только мужчина распахнул дверь на нас нахлынул детский гомон, визг и прочий шум. Прямо в большом холле дома стояла здоровенная яркая надувная штука в виде какого-то замка, а вокруг и внутри этой конструкции царил натуральный хаос. Дети разных возрастов, не меньше десятка, скакали, орали, визжали, скатывались с надувной горки, копошились в бассейне с мягкими кубами. Прямо на наших глазах молодая женщина, в которой я с изумлением узнала Роксану Камневу, бухнулась с воплем навзничь на упругую платформу, отправив тем самым с нее в полет парочку верещащей от восторга мелкашни. Камнев замер на секунду, буквально вцепившись взглядом в жену и все веселое безобразие вокруг нее и у меня вдруг опять защемило сердце. Вот же громадный, мрачный, пугающий до икоты мужчина, а смотрит на любимую женщину так, что завидки же берут. И они ведь далеко не первый год вместе. Ветров, ты меня спрашивал, есть ли пример той самой утопии, о которой мечтаю. Есть. Может у них не все гладко, жизнь в семье — она такая, разная сегодня, завтра, но главное — любовь, в ней неизменно. Если она есть, настоящая, то есть и все тут.
— На кухню пойдем, а то не слышно ни черта. — глухим рокочущим голосом сказал Ярослав Григорьевич.
— Ну и где у нас случилось? — с порога без приветствия спросил Андрей Федорович, сидевший на просторной кухне за столом в компании Корнилова, Шаповалова и Каверина. Блин, все руководство в сборе и тут я явилась-не запылилась. Мало того, что сама пока ещё в “Орионе” на птичьих правах, так ещё попрошайничать помощь пришла. Сейчас как пошлют.
Но не послали, даже никто недовольства не выказал. Боеву понадобилось всего полчаса и пара телефонных звонков прямо не выходя из-за стола, чтобы выяснить всю обстановку с Ветровым после моего сбивчивого объяснения. За это время нас с Меньшовым чуть ли не принудительно усадили за стол и оделили разной едой, велев есть, а мне ещё и вино пить, раз не за рулём. А вот Воронова с порога развернулась, зажав рот и нос, только увидев щедро накрытый стол и Мишка, само собой, с ней, и они предпочли остаться в детском мини-дурдоме.
— Короче так! — наконец изрёк Боёв. — Дела у твоего мужика хреновастые, Иволгина. Со счетов его конторы была выведена очень нехилая сумма, деньги вкладчиков долевого строительства. — он замолчал, посмотрел на меня с прищуром, будто что-то решая, но все же продолжил, бормотнув: — Ладно, большая девочка уже … Саму операцию вывода сделала уже мне знакомая гражданка Баринова, но удалось ей это только потому, что все на фирме считают ее доверенным лицом и официальной любовницей Ветрова и озвучила она перевод, как его, то бишь их общее, прямое распоряжение. А теперь скажи мне, девочка, ты всё ещё хочешь, чтобы мы впрягались в помощь этому мужчине?
Сомнений у меня не было. Даже краткой их тени. Пусть я дура слепая и самонадеянная, пусть, но знаю, верю, все эти Баринова и Веры — в прошлом. Сейчас Егор — мой, а за своего я костьми лягу и умолять на коленях буду, если придется.
— Да, хочу. Прошу вас, Андрей Федорович.
— Эх, бабы! — досадливо махнул Боёв рукой. — Дело твое.