И случилось так:ты был с ними, мой родной чужак.Посмотрел, как все, и вышел прочь.Я – в углу. Настала ночь.
«Вдруг», – мелькает мысль в тиши ночной, —ничего и не было со мной?»
Из сборника «Со стороны»
Книга моих стихов
Те стоны мои в час нужды и печали —от боли, от гнета оков, —теперь ожерельями слов они сталии белою книгой стихов.
Со всех тайников были сорваны дверцы,расхищено то, что огнемпылало в глубинах разбитого сердца,в беспомощном сердце моем…
Преграды
Когда я была девчонкой,я часто бывала грустна.Ходила в одежде черной,играла совсем одна.
Пусть лет промелькнула стая,той девочки больше нет,но вот – как прежде, грустна я,и та же мета на мне.
Преграды – те же, что в детстве,меж мной и людьми лежат,но только в траур одетоне тело теперь, а душа.
Может быть
Может быть,и придумала все это я?И, как знать,никогда я не мчалась с рассветом в поля,отгоняя остатки сна?
Никогда,никогда в эти длинные жаркие днине слыхали снопы, не слыхали поля,как в устах моих песнь звенит?В синеве твоих волн никогда не купалася я,
о, Кинерет родной,мой Кинерет родной!Ты-то – был?Или сон это мой?
Цветы «быть может»
Прекрасны клумбы у меня в саду,и выросли на них цветы «Быть может».Став садоводом, пристрастясь к труду,как я растила их! Как лезла я из кожи!
Я выставила стражу у вороти на ее рассчитывала верность.Цветы хранила я от всех невзгод,боясь, что в сад проникнет Достоверность.
Но та пробилась через семь огради сразу приговор ужесточила,и превратила в кладбище мой сади мой цветник – в могилы превратила.
Если Господня воля…
Если Господня воля —мне на чужбине скитаться,то, Кинерет, позволь мнехоть в могиле рядом остаться.
Мы наконец-то вместе.Здесь покой небывалый.С поля несутся песни,что я когда-то певала.
Здесь меня не забыли.Здесь мой путь подытожен.Дерево на могилеблагословляет прохожих.
Если Господня воля —мне вдали от тебя скитаться, —я вернусь, о Кинерет!Позволь мнехоть в могиле рядом остаться.
Союз с эхом
Залману
Как союз между звуком и эхом,так и наша с тобою связь.Ей года и века – не помеха,в сердце память живет, затаясь.
На вершине – двое.как ветер,весела она и легка,ну, а он – черноглаз и светел,как еврейский отрок в веках.
Он сказал:«Как пастушьи свирели,голос твой в Иудейских горах,эти звуки не устарели,и легенда та не стара».
Нас вели изгнанья путями,эта доля совсем не легка.Потому ли союзу меж намине помеха – года и века?
Закрытый сад
Чужому
Кто ты? Я тянусь рукой, но рядомя твоих не ощущаю рук,и глаза, с моим встречаясь взглядом,прячутся, и в них сквозит испуг.
Каждый человек – как сад закрытый,и к нему тропинка не лежит.Жду, покуда на пустынных плитахиссякает жизнь…
В городе
Я примирюсь – и грохот, и бетонмоя душа воспримет и поверит,в чужой толпе не вспомню я о том,что спит в душе, не прошепчу: «Кинерет!..»
Лишь ночью, в час молчанья и тоския стану вспоминать и плакать стану,когда страдание рвет сердце на куски,когда болят закрывшиеся раны.
Мотив
Лишь для тебя они станут наградой,лишь о тебе мои песни звучат:штили и штормы, слезы и радость,боль и услада, холод и чад.
Да, я ответа не знала доселе,да, я почти что мосты подожгла, —сразу вернулись и снова запели:ревность и ненависть, пламя и мгла.
И для тебя лишь симфония эта,лишь о тебе сотни скрипок поют:лживость тумана – и правда рассвета,слезы и радость, боль и уют.
«Вдруг проснуться, понять…»
Вдруг проснуться, понять:это было кошмаром,лишь кошмаром, рожденным в тоске!И опять, как вчера, ощутить твои чарыи почувствовать руку в руке.