– Ох, мисс Фоссетт, если бы вы это видели! Он часто гулял здесь, по Бурк-стрит, со своим зверьем. Вообразите: идет Сэм Фентон, за ним, не отставая ни на шаг, – его ручной гусь, за гусем – утка, а позади фокстерьер!
Представив эту картину, Делия не смогла удержаться от смеха. А мистер Вейр уже показывал ей оперный театр «Тиволи» с огромным шаром на крыше («Вечерами он светится») и величественную мэрию, увенчанную тяжелой часовой башней. Еще поворот – и Делия снова обнаружила себя на Коллинз-стрит. Так замкнулось кольцо ее непредвиденной прогулки.
Они вошли в соседнюю с книжной аркадой дверь и очутились в роскошном кафе с необозримым лепным потолком. Все здесь дышало необыкновенной, иностранной элегантностью: узорные ковры на полу, венские стулья, обитые тканью, изящные жардиньерки[14] из полированного металла. У стены стояло пианино.
Их усадили за уютный столик в уголке, под большим овальным зеркалом. Делия поспешила уверить своих спутников, что совсем не голодна, а вот чаю выпьет с радостью; и, пока брат с сестрой изучали меню, она грезила наяву, воображая себя где-нибудь в Париже или Лондоне.
– Ну, чем вы занимались все это время? – обратился к ней мистер Вейр, когда они сделали заказ. – Как поживает ваша сестра?
Делия охотно рассказала, что всё налаживается, и клиенток стало много; объявление в газете очень помогло, но, к их удивлению, немало заказчиц приходит, услышав об Агате от родных и друзей. Например, младшая мисс Марвуд – леди Имоджен.
– Видите, я был прав, когда говорил о связях! Чем вы еще занимались? Что нового нашли в городе?
– Была сегодня в книжной аркаде, здесь, на Коллинз-стрит. Знаете, никогда не видела ничего подобного! Так много всего…
– Еще бы! Это же самый большой книжный магазин в мире!
– Не может быть! – изумилась Делия.
– Клянусь вам. А обезьян видели? – продолжил он расспросы, с явно искренним, почти мальчишеским интересом.
– До них я не дошла, но слышала, как кто-то говорил про обезьян. Они там и правда есть?
– А как же, целая клетка! Еще была забавная механическая курица: бросаешь в нее пенни – и она откладывает яйцо, жестяное, а в нем конфета или игрушка. Мы раньше часто ходили в эту аркаду – дома до сих пор валяются книжки, которые там печатали. Такие, знаете, красочные, с загадками, стишками…
– И с оптическими иллюзиями, – вставила Ванесса; её строгое лицо тронула улыбка, и в глазах вспыхнули такие же искорки, как у брата. – Мы все рвали эти книжки друг у друга из рук, но первым обычно успевал Боб.
– Что такое ты говоришь, Несса? Первым почти всегда был я!
Мистер Вейр с таким комичным ужасом сдвинул тонкие брови и наморщил лоб, что Делия чуть не расхохоталась.
– Amicus Plato, – возразила Ванесса наставительно, – sed magis amica veritas[15].
– Разрази тебя гром с твоими науками! Что вы смеетесь, мисс Фоссетт? Неужели вы поняли, что она сказала?
Делия кивнула.
– Вы учили латынь в школе или, не дай Бог, самостоятельно?
– Сама… Хотела пойти потом в университет изучать медицину.
Она закусила язык. Вот ведь странно – некоторым людям ты готов рассказать о себе даже то, о чем они не спрашивали. Почему чье-то любопытство раздражает или пугает, а чье-то кажется лестным?
– И чем же все закончилось?
– Отец не позволил – сказал, что это не женское дело.
Делия тихонько вздохнула от полноты чувств и украдкой посмотрела в зеркало. С лица, казалось, исчезло всегдашнее застенчивое выражение, и внимательный глаз заметил бы определенное сходство с братом. Конечно, Делия никогда не льстила себе всерьез: Адриан напоминал бы греческого бога, родись он белокурым; но что-то едва уловимое в лице, когда она чувствует себя счастливой… разве нет? Вот – блестят глаза, играет на губах улыбка – можно поклясться, что она и впрямь выглядит хорошенькой!
Внезапно её бросило в холод: Агата, должно быть, уже места себе не находит, пока эгоистичная сестра развлекается, сидя в кафе. Она совсем потеряла счет времени! Праздничное сияние погасло, и из зеркала на нее глянуло все то же испуганное, сжавшееся в комок личико.
За удовольствия надо платить, – хлестнул внутренний голос. Но как же дорого приходится платить за то, что многим достается даром…
10. Хотэм-стрит
Серебристый смех влился в бренчание гитар, и изящная розовая фигурка спорхнула с веранды в облаке воздушных кружев.
– Ну разве она не прелесть, мистер Вейр? – спросила леди Марвуд, сияя, как начищенный чайник, материнской гордостью.