И на следующий день Тома пришла опять, — всё в тех же выцветших до белизны джинсах и белой блузке-распашонке.
— Саша, — сказала она грустно, — мне кажется, вы никак не можете утешится. Так нельзя, нельзя! Зачем травить себе душу? Найдите себе занятие. Вы кто по профессии?
— Тома, — сказал я, и это был первый раз, когда я назвал её по имени. — Хочу задать вам один вопрос. Пойдёмте опять на кухню… Вопрос вот какой: представьте себе такую невозможную штуку… Вот прошло сто лет, вы состарились…
Она кивнула с умным видом.
— И вот к вам приходит человек, учёный, и говорит: «У меня есть аппарат… Лучевик… С его помощью, с помощью генерируемого лучевиком тэта-излучения, я могу воздействовать на синие тона вашей ауры, частотные колебания синего спектра придут в обратное движение и к вам вернётся молодость, вы снова станете юны, свежи и прекрасны!» Нет, вы не улыбайтесь, вы представьте себе чётко: вы — старуха. Страшная, горбатая, чёрная вся от старости! Ну представьте, представьте такое!!
— Да, — ответила она с затаённым ужасом, — представила!
— И вот, к вам приходит…
— Учёный, — я поняла. И говорит, что хочет меня омолодить. А он не жулик?
— Ну почему жулик?! Мы же берём условную ситуацию. И он, разумеется, не жулик, а гений науки. И ему под силу вас омолодить. Вот вы бы согласились?
— Конечно! — она испуганно тряхнула головой. — Конечно!
— А вы представьте: вам ведь уже сто лет!.. Вы уже устали от жизни… Вам всё постыло, всё противно, всё надоело… И вы бы всё равно согласились?
— Конечно! Он же мне вернёт юность и свежесть, правильно? Значит, и интерес к жизни тоже. И потом: в любом случае быть юной и свежей лучше, чем старой и ссохшейся.
— Значит, вы бы согласились с радостью?
— Да.
— И были бы ему благодарны, — этому учёному?
— Ну, разумеется…
— И полюбили бы его за это?
— Гм… Ну, наверное… Если бы он был достоин любви.
— Как же не достоин, если он вернул вам молодость?!
— Подумаешь, вернул… Мало ли, что он вернул… А если он мне не нравится?.. Если это не мой тип мужчины? Но, разумеется, по-человечески я была бы ему очень благодарна.
Я замолчал, обдумывая её слова: стоит ли после такого показывать Томе лучевик? Я-то думал, что она воскликнет: «Да! Да! Человека, который вернёт мне молодость, я бы полюбила без памяти!» — а я в ответ вытащил бы свой аппарат: «Смотри, любимая, отныне ты можешь не бояться старости!..» Увы, — близкая старость ей не грозила, и все разговоры на эту тему Тома считала отвлечёнными, глупыми и не очень вежливыми.
— Почему вас это волнует, Саша? — спросила она после пяти минут молчания. — Вас что, старость пугает? По-моему, вам ещё рано. Я вот ничего такого не боюсь: каждый возраст имеет свои радости. Когда мне стукнет восемьдесят, я буду с удовольствием шить приданное для внучек или распашонки для правнучек. Вы знаете, как я шью? Ого! Я хотела здесь, в вашем городе модный салон открыть, но Вячеслав не одобрил.
На этих последних словах про Вячеслава и модный салон, голос её явственно поплыл и подавленный всхлип почудился мне, но она взяла себя в руки и очень быстро выправила курс. Простились мы почти весело.
— Я к вам завтра обязательно приду, — пообещала Тома. — У вас холодильник пустой, — надо вам продуктов принести.
— Да что вы! — ужаснулся я. — Я сам, я сам! Сегодня же вечером сбегаю в магазин!
— А готовить? — строго спросила она. — Готовить тоже сами будете?
— Я умею! Картошку поджарить, яйца сварить…
— Всё ясно! Не спорьте со мной, Саша, — завтра я вам приготовлю замечательный обед!
И не опуская уставленного вверх важного указательного пальца, она развернулась и пошла по лестнице.