— А теперь — снова танцы! — весело выкрикнула Фаина и схватила Валентина за руку. — Дамы приглашают кавалеров! Я, можете себе представить, приглашаю вас, великим молчальник!
— Я прошу прошения, но, Фаина, дорогая моя, о чём это ты щебечешь, пташка моя? По-моему, этот танец ты обещала мне? Не так ли?
— Всё так, но извините, капитан, я — передумала и своё обещание беру обратно.
Никанор побледнел. То ли от неловкого положения, и котором он оказался и, видимо, впервые, то ли от ярости.
— Ну ты! — прошипел он сквозь зубы. — Я подобных шуточек не люблю… Иди сюда!..
И он грубо схватил Фаину за руку, дёрнул к себе. И туг вмешался сбросивший с себя чувство смущения Валентин.
— А ну-ка, брось её руку, Никанор! Это дамский танец…
— Чего?
— Отпусти руку девушки, я сказал! Иначе…
Зенин отпустил руку Фаины и грудью полез на Валентина:
— Ты, стихоплёт несчастный, да я тебя сейчас так врежу по мозгам, все рифмы свои растеряешь!
Валентин побелел как мел и, сжав кулаки, шагнул к шипящему от ярости капитану. И тут распахнулась дверь, и под крик майора-медика «Смирно!» вошёл командир батальона майор Чупрынин.
— Вольно, товарищи офицеры! — скомандовал он и, присев на табурет, огляделся. — По какому случаю столь грандиозный банкет?
И не дожидаясь ответа на этот вопрос, снова спросил:
— А чего эти задиристые петушки — капитан и лейтенант— не поделили? Хмель в голову вдарил или ещё чего?… С немцами надо воевать, — он вздохнул тяжело, — с немцами, а не друг с другом. Понятно вам, товарищи офицеры? А если вам уж так приспичило, что просто необходимо подраться, то разрешаю вам это сделать. Подеритесь, но только… после войны.
— Товарищ комбат, — нагнулся к уху Чупрынина майор-медик, — наркомовские употребите? За компанию. Повод для этого вполне хороший.
Комбат насмешливо взглянул на майора и озорно почесал кадык:
— Чёрт с вами, наливайте! Пока мы не замяты в боевых действиях, думаю, что можно себе позволить такое удовольствие.
Но выпить Чупрынин так и не успел: снова распахнулась дверь и в помещение буквально ворвались Василий Котляков и Алина. Алина, загородив рот и нос ладонью, всхлипывала. А лейтенант кинул ладонь к виску:
— Товарищ комбат, разрешите доложить!
— Разрешаю, лейтенант, докладывайте!
— Мы с медсестрой только что, сейчас вот, прогуливались и обнаружили рядового Ядренко. Мёртвого…
— Что? — вскинулся Чупрынин, передёрнув бровями.
— Рядовой Ядренко мёртв. Зарезан ножом. За противотанковом пушкой.
— Чёрт побери, это же ЧП. Теперь пойдут разборы да дознания, кто и за что его зарезал… Так, ладно, идите за мной, лейтенант! Покажете! — приказал комбат и стремительно вышел вон.
Офицеры поспешили за ним. Валентин на ходу, ни к кому специально не обращаясь, произнёс:
— А ведь Ядренко этот, я вам скажу, предчувствовал свою гибель.
— Как это предчувствовал? — поинтересовался майор-медик.
— Да очень просто: он много раз рассказывал нам о своих снах, в которых его непременно зарезают.
— Да, — буркнул всё ещё не остывший от гнева Зенин, — я тоже много раз слышал об этих его снах от него лично.
А Василий добавил:
— Только бедный Ядренко в снах никак не мог установить — кто же его зарежет: то ли свои братья-славяне, то ли немцы.
Рядовой Ядренко, неловко поджав под себя руку, лежал ничком; шинель на спине была располосована и обагрена его кровью.
— Ах, Ядренко-Ядренко! — с горечью вздохнул Валентин.
— Гак и не добрался ты до своей… как её? Забыл…
— До Прохоровки какой-то, — подсказал Василий. — Он из-под неё родом.
— Вот-вот, до Прохоровки своей, до своей малой Родины. Чертовщина какая-то…
Зенин, бросив презрительный взгляд на Валентина, насмешливо хохотнул:
— У нас у каждого своя Прохоровка, и никто из нас не знает, доберёмся ли мы когда-нибудь до неё живыми…
— Отставить разговоры! — прикрикнул комбат. — Давайте перенесём рядового отсюда…
И НЕБЕСА ПОСЛАЛИ СМЕРТЬ
Ротмистров, поглядывая в окошко мчавшегося к Миллерово автомобиля, то и дело тяжело вздыхал: трудно-архитрудно! — и создавать новую армию, приводить её в надлежащий порядок, и командовать ею…
Павел Алексеевич, сняв очки, устало протёр глаза. Почему он, генерал, ехал сейчас в Миллерово? Не надо задавать такой вопрос — ни самому себе, ни, тем более, кому-то со стороны: на это были веские причины! Всё дело заключалось в том, что уже стояла середина марта и что в это самое время и штаб армии — его, Ротмистрова армии, — и армейские части, и главные силы 29-го танкового и 5-го гвардейского Зимовниковского механизированного корпусов сосредоточились именно в этом самом пункте, носящем название — Миллерово.