— Это точно, Фаина?
— Конечно же, Валя! И — не сомневайся во мне никогда. Понял?
— Да, понял. Только вот мне не нравятся приставания Никанора… Почему ты не можешь ему прямо сказать, чтобы он отстал от тебя — раз и навсегда!..
— Ах, дурачок ты, Валька! Да пусть себе, пристаёт!.. Ты же знаешь: я тебе верна…
— Но ты его в последнее время не прогоняешь…
И тут вдруг заросли орешника впереди влюблённой парочки раздвинулись, и перед Валентином и Фаиной нарисовался в полной красе сам капитан Зенин.
— Это кто меня здесь недобрым словом поминает? — насмешливо и зло спросил он. — И почему это меня, кстати, должны прогонять? Чем я хуже?
Фаина и Валентин от неожиданности замерли, непонимающе созерцая подбоченившегося Никанора. А тот снова усмехнулся:
— Ну, чего это вы… опешили? А я, между прочим, жду ответа: почему это Фаина меня должна прогонять, а не тебя?
Кошляков повернулся к Фаине.
— Слушай, скажи ему… пару ласковых! — попросил он. — Скажи, иначе я не выдержу…
— Ха, он не выдержит! — язвительно хохотнул капитан. — Не выдержишь, так что — стихи сочинишь, что ли?… Сатирические… И, если здраво рассудить, чего это такого страшного медичка эта может мне сказать, когда вчера она со мной… взахлёб целовалась!.. Что, Фаина, неправду я говорю?
Валентин побледнел и вмиг охрипшим голосом спросил:
— Фанана, Никанор правду говорит?
Лицо Фаины полыхнуло краской, она сжала кулачки и, прикусив губу, выкрикнула прямо в лицо Зенина:
— Лжец!.. Врун!.. Подлец!.. Валентин, родненький, не верь ему, он врёт!.. Нагло врёт!..
— Что-о?! — вскричал, в свою очередь, Никанор. — Я вру?… Окстись, стерва!
И он сделал шаг вперёд, замахнулся на Фаину, намереваясь влепить ей хорошую пощёчину, но тут на его пути встал Валентин Кошляков.
— Ты оскорбил мою… мою невесту. Извинись немедленно, Никанор, сейчас же! — гневно, прошептал ои. — Извинись, я по-хорошему тебя прошу…
— Невесту?… — осклабился Зенин. — Да её любой мужик, у которого все принадлежности при себе, только пальцем поманит, и она…
Капитан Зенин не договорил, потому что Кошляков, размахнувшись, изо всей силы ударил его кулаком в подбородок; Никанор упал, но тут же подхватился и в ярости метнулся к Валентину.
Они дрались молча и ожесточённо, били, не разбирая куда — и в лицо, и в грудь, и в живот, и в шею… Они падали и вставали, не вытирая крови, льющейся и сочившейся из разбитых носов и губ. И сколько бы они ещё дрались — неизвестно, но тут подоспели танкисты из их батальона и растащили их в разные стороны.
Фаина не дождалась конца драки. Драки из-за неё. Закрыв лицо руками, она, рыдая, убежала.
В НАЧАЛЕ ИЮЛЯ ЗАПАХЛО ГРОЗОЙ
Раздумья Ротмистрова прервал телефонный звонок.
— Павел Алексеевич, здравствуйте! Вас беспокоит начальник штаба Степного фронта генерал-лейтенант Захаров.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Чем сегодня меня порадуете или опечалите?
— Хочу сообщить вам, Павел Алексеевич, что в основной состав вашей армии включается — дополнительно! — 18-й танковый корпус генерала Захарова. Как вы к этому относитесь?
— О-о, это приятная новость! — улыбнулся в трубку Ротмистров. — Поверьте, я искренне рад.
— Я думаю!.. Вы свяжитесь с Бахаровым, пожалуйста, и, если возникнут какие-нибудь вопросы, решите их. И вот что ещё: немедленно приведите все войска армии в полную боевую готовность. Вам ясно? И — ждите распоряжений.
— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант!
— Сегодня у нас какое число? Пятое июля?… Н-да!.. Так вот, чтобы вы окончательно поняли, для чего нужно приводить армию в полную боевую готовность, сообщаю, что на Центральном и Воронежском фронтах завязались ожесточённые и кровопролитные бои с сильным противником.
— Я понял… Всё будет исполнено!
Ротмистров проезжал на «виллисе» по хозяйству комбата Чупрынина и напряжённо всматривался в застывшие в ожидании команды грозные громады танков, в лица танкистов, снующих там и сям; лица танкистов должны говорить о многом, вот генерал и разглядывал пристально каждого встретившегося на его пути парня, пытаясь понять его сегодняшнее настроение, его мысли — и затаённые, и откровенные, и открытые, — как вдруг увидел знакомого лейтенанта, того самого, которого ему когда-то «всучил» генерал Боков. Ротмистров положил руку на плечо водителя:
— Останови-ка, любезный! — и к адъютанту повернулся. — Василий, позови мне во-о-он того лейтенанта! Ты его знаешь, он наш старый знакомый. По, Москве.