«Господь нас накажет, — повторял он. — Мы не хотим избежать покаяния. Наши действия должны быть приняты миром как акт глубокого раскаяния. Христиане не желают уклоняться от покаяния, иначе наступит хаос, если так пожелает Господь. Мы должны, будучи христианами, принять заслуженное». Все согласились с тем, что союзнические армии должны оккупировать Берлин, но не как захватчики, а с целью оказания помощи армии Германии, которая должна сама остановить реакцию. Прежде чем беседа подошла к концу, состоялась даже небольшая дискуссия на тему, будет ли Великобритания содействовать реставрации монархии в Германии. Если да, то подходящим кандидатом на трон мог считаться принц Людвиг-Фердинанд — истинный христианин, неизменно заботящийся о социальных интересах. В разговоре было подчеркнуто, что на данном этапе необходимо получить некие ориентиры от союзников, например будут ли они вести переговоры о мирном урегулировании с новым антинацистским правительством Германии. Для тайного ответа был предложен подходящий посредник — Адам фон Тротт, друг сына Стаффорда Криппса[3] и видный член движения Сопротивления. Если же ответ будет дан открыто, как поворот внешней политики союзников, что ж, тем лучше.
На следующий день, 1 июня, состоялась еще одна короткая встреча Бонхёффера и Белла, во время которой Бонхёффер передал епископу еще некоторую информацию для своего родственника доктора Лейбхольца, включая ту, что Ганс Донаньи «занят хорошим делом». Белл также взял в Англию письмо, подписанное одним только именем — Джеймс, от графа Гельмута фон Мольтке его другу Лайонелу Кёртису из колледжа Всех Душ оксфордского университета. Епископ получил и необходимую ему памятную записку от Шёнфельда; она сопровождалась личным письмом, в котором Шёнфельд написал: «Я не могу выразить, как много значит проявленное вами дружеское участие для нас и для всех христиан, которые остаются с нами в мыслях и молитвах».
Когда Бонхёффер пришел к Беллу в последний раз, он сказал: «Мне все еще кажется сном то, что я видел вас, говорил с вами, слышал ваш голос. Думаю, эти дни навсегда сохранятся в моей памяти как самые главные в жизни. Дух товарищества и христианского братства поможет мне пройти через самые страшные испытания, если же дела пойдут хуже, чем мы ожидаем, и надеемся, свет этих дней никогда не погаснет в моем сердце».
11 июня, после задержки в пути, епископ прибыл домой. Он сразу же связался с министерством иностранных дел и в конце месяца встретился с министром Энтони Иденом. Исход этой встречи, как Белл и опасался, оказался полностью негативным. Иден объяснил, что появлялось уже немало «миротворцев» из самых разных слоев. Что же касается доставленной Беллом информации, он уверен, что пасторов используют втемную. Белл передал Идену составленную Шёнфельдом памятную записку, пояснив, что лично он ни минуты не сомневается в добрых намерениях людей, с которыми встречался. Иден пообещал сообщить Беллу о решении британского правительства позже. 13 июля Белл обсудил свои шведские встречи с сэром Стаффордом Криппсом, который отнесся к его сообщению значительно более серьезно, потому что сам получил через голландское представительство Всемирного совета церквей документ, составленный другом его сына Адамом фон Троттом, в котором были высказаны те же идеи, что в памятной записке Шёнфельда. 17 июля Иден сообщил, что, хотя он ни в коем случае не желает бросить тень на bona fides[4] информаторов епископа, все же должен с удовлетворением сообщить, что давать им какой-либо ответ — не в интересах страны. При этом он добавил, что вполне понимает глубокое разочарование, которое должен испытывать Белл.