В этой теми в Забужье прочертились ракеты: серия там, серия там, и вон там серия. Буров быстро взглянул на часы: три пятнадцать. Что будет дальше? Ракеты взлетели на той стороне, в Хрубешувской пуще. Что они означают? Тихо. Тишина теперь была зловещей.
Но она продержалась недолго. В разных концах пущи возникли гулы, они слились в один, низкий и грозный. Гул выползал из лесных теснин на равнины, катился к Бугу и вдоль Буга и перекатывался через Буг.
— Что это, товарищ сержант? — испуганно спросил Карпухин.
— Полагаю, танки и автомашины.
— А пошто они завели моторы?
— Поживем — увидим. Сохраняй спокойствие!
Сказал и поежился, передернул плечами. Что-то знобко, словно дохнуло сивером, спина мурашится. Спокойно, сержант Буров, ты же приказываешь Карпухину сохранять спокойствие. Сохраняй тоже, показывай пример.
Гул накатывался волнами, но непосредственно на границе ни движения, ни чего-либо иного подозрительного. Тяжкий давящий гул слышно по всей линии границы, услыхали его и на заставе; лейтенант Михайлов доложит по телефону коменданту, а тот — начальнику отряда, это не шутки, гудит-то как. Примут меры. Наверно, дадут знать и командованию Пятой армии, полевые войска километрах в шестидесяти, в летних лагерях. Подойдут, ежели что.
Восточный край неба высветлился, зарозовел, звезды блекли. Обильная роса ложилась на траву, на листья. Туман расползался, но, расползаясь, не редел, а плотнился.
— Товарищ сержант, учуяли?
— Что? А-а, вот что: из гула прорезывался лязг и скрежет траков. Буров кивнул, нахмурился. Стало быть, подходят? Танки, броневики, автомашины. Так, так. Спокойно, сержант Буров.
— Товарищ сержант, гляньте на небо!
Он и до испуганного возгласа Карпухина увидел: на западе, где небо еще не светлело, загорелось множество красных и зеленых огоньков, они передвигались среди неподвижных угасающих звезд по всему горизонту, передвигались к границе. И уже пал сверху рокот моторов, на время перебил танковый гул. В оцепенении глядел Буров, как сотни самолетов с зажженными бортовыми огнями пересекли границу, и рокот их затухал вдали.
— Нарушение границы! Крупная провокация! — закричал Буров. — Сигналим на заставу!
Он выстрелил из ракетницы дважды — красные ракеты помигали, на излете угасли. С заставы должны продублировать, что сигнал наряда принят.
— Стереги ответную ракету!
Карпухин раскрыл рот, чтобы ответить Бурову, и не успел: левый берег Буга озарило вспышками, грохнули орудийные выстрелы, вспышки были непрерывные, и выстрелы были непрерывные, сливающиеся в канонаду. Разрывы сотрясли правый берег, до ямы долетели куски суглинка и веток. Карпухин закрыл рот, втянул голову, пошевелил губами, быть может, спросил у старшего на ряда что это, и Буров произнес утонувшее в грохоте слово, которого еще вчера старался избежать: «Война». Старея за эти непоправимые мгновения, он приоткрыл часы: четыре ноль-ноль.
Он отыскал пальцы Карпухина, потные, подрагивающие, стиснул их. Лицо Карпухина белело, как гипсовая маска, и Буров подумал: «И я бледный». Побледнеешь, коли заварилось. А может, крупная провокация? И безжалостно усмехнулся: не хитри, мальчик, не провокация. Это война. Настал ее час. И твой настал, Паша Буров.
Чувствуя, что навсегда отрешается от земного, житейского, мелкого, будто возносится над миром, Буров сжал губы и высунулся из ямы.
— Куда вы? — прозвучало над ухом, и Буров скорее догадался о смысле, чем услыхал Карпухина. Он похлопал бойца по плечу, надавил: ты, мол, не вылезай, сиди, а я оценю обстановку.
Перед мысом, на мысе и у мельницы рвались снаряды и мины, выворачивая суглинок и корневища. Дымно загорелась мельница. Пожары занялись на заставах и хуторах, в селе Лудзин, где штаб комендатуры и резервная застава. Похоже, и в Устилуге, где штаб соседней, первой комендатуры, четвертая линейная застава и резервная, во Владимире-Волынском, где штаб отряда. В городках мощные взрывы: вероятно, бомбят «юнкерсы», обстреливают тяжелые орудия.
Бьют по нашему девяностому погранотряду. Видимо, бьют и по соседям — по Любомльскому и Рава-Русскому, по всем западным отрядам. И, подумав об этом и представив возможную протяженность обрушившейся на границу войны, Буров содрогнулся.
Горит родная застава — над лесом встает багровое пламя. Что там, как там? Идти на помощь либо оставаться в секрете, оборонять мыс? С заставы должны дать ракеты, вызвать наряды с границы. Ракет не видно. Не прозевать бы их. И не прозевать бы, если немцы станут переправляться.