Так рассудила про себя Лидия Николаевна во время завтрака. Перепелочка была маслянистая, чуть горьковатая, пахнущая дымком, помидоры мясисты. Несколько ломтиков свежеиспеченного хлеба, два небольших яблочка — и она сыта и бодра.
Отдохнув, полюбовавшись окрестностями, попристальнее рассмотрев спуск с пригорка, речку и другой, уже не советский берег, она собрала вещи и ушла.
Зной, плотно окутавший к полудню Чоповичи, она ощутила, лишь покинув дубраву и очутившись на узкой улочке, выложенной гладкими, плотно подогнанными друг к дружке камнями.
Улочка была пустынна. На распахнутых окнах одноэтажных домов, увитых виноградной лозой, висели надуваемые ветром занавески. Скоро улочка вывела ее на вокзальную площадь. Здесь, казалось, было еще жарче, и она раскрыла над головою зонтик. Над витринами магазинов свисали тенты из грубого полосатого полотна. Магазины были пусты. Продавцы поджидали туристов, скучая за прилавками. Все утренние поезда за рубеж и из-за рубежа прошли, до появления нового, полуденного, на Москву, оставалось еще несколько минут.
Лидии Николаевне захотелось пить, и она спустилась по каменным, истертым подошвами ступенькам в подвальчик и спросила вина.
— Красного? Белого? — вежливо осведомился усатый толстяк, стоявший за буфетной стойкой.
— Красного и терпкого.
Она села за покрытый клеенкою столик.
Вино было прохладным, густым, темно-красным, с розовыми пузыриками на поверхности и очень терпким. Она медленно, с наслаждением отпивала его глоток за глотком.
— У вас не так-то много посетителей, — сказала она хозяину подвальчика, когда тот, поставив перед ней стакан с вином и положив сдачу, вернулся за прилавок.
— Нас больше посещают приезжие, — ответил тот. — У местных свои виноградники. А у кого свой виноград, у того и свое вино. Хотя такого вина, как у меня, еще поискать. Я вам хорошего вина налил?
— Хорошего, — согласилась она.
— Не хуже «Бычьей крови».
— Я такого вина не пробовала.
— А бордо вы пробовали?
— Приходилось. Это ваше вино напоминает бордо.
Толстяк был польщен и заулыбался.
— Наше вино не грех пить и младенцам, и древним старикам. Оно всем приносит бодрость и здоровье. Стоит выпить стаканчик, как, глядишь, захочется и второй пропустить. Что вы на это скажете?
— Пожалуй, вы правы. Только полстаканчика.
— Как вам будет угодно. — Он принес холодный, запотевший кувшин и налил ей полстакана. — Сейчас должен прийти поезд, — сказал он, взглянув на часы, висевшие на стене. — Придет поезд, придут посетители.
— Куда? — спросила она.
— Сюда придут посетители, в подвальчик к дядюшке Поппу.
— Нет, куда идет поезд, я спросила.
— В Москву. Этот поезд идет в Москву.
— На московский поезд не трудно купить билет?
— Всегда найдется местечко в каком-либо вагоне.
— А если туда? — она сделала неопределенный жест.
Он понял ее.
— Туда, я думаю, тоже найдется местечко, если, конечно, разрешит начальство. Без такого разрешения билета никому не продадут. Это очень строго. Но у нас многие ездят. У кого родственники за границей, то всем дают разрешения. Причин много, чтобы съездить туда. На свадьбу, на крестины, навестить больную тетушку, мало ли что можно изобрести, и я еще не слышал, чтобы кому-нибудь отказали. Не подлить ли вам еще немножко?
— Пожалуй, столько же.
Он опять вышел из-за прилавка с кувшином в руках.
— Вы говорите — не отказали ни разу? — Она снизу вверх внимательно поглядела на него, когда он наливал ей из кувшина вина.
— Нет смысла, — отозвался он, вновь уходя за прилавок. — Посудите сами: какой смысл отказывать честному человеку, которому захотелось навестить братца или племянника? Хоть и откажут, то он, если не дурак, все равно навестит.
— Каким образом?
— У меня один приятель из соседнего села Семионово, некто Ференц Петрович Голомбаш — у него вино, между прочим, не хуже, чем мое, особенно красное, — так этот Ференц однажды осенью, много лет назад, не стал дожидаться разрешения, так ему приспичило выпить на дне рождения у своего двоюродного брата, и был таков. А надо вам заметить, это было поздним вечером, и, когда пограничники приехали к месту происшествия, Ференц уже выбирался на противоположный берег, и с ним ничего не могли поделать. Правда, через три дня, а быть может, и через четыре, этого я вам точно не могу сказать, когда Ференц попытался и обратно вернуться таким же способом, пограничники подстерегли его, и ему-таки здорово досталось на орехи. Но у брата-то он все-таки попьянствовал! И все из-за того, что долго тянули с разрешением. Выдай это разрешение поживее, и он поехал бы в гости, как все люди, на мотоцикле или на поезде.