Кроме собственно своей, национальной, культуры, мощное еврейское присутствие ощутила и культура русская, как и украинская и белорусская, где очень заметное место заняли таланты из замкнутой еще в недавнем прошлом еврейской среды. Прежде всего заявила о себе большая группа писателей, выходцев из традиционно еврейской Одессы, которые переселились в Москву: «яркие, насмешливые, несдержанные и романтичные южане», как называл их Илья Эренбург. Они думали, говорили и писали по-русски, они принадлежали русской литературе, но в их творчестве явственно зазвучала неповторимая еврейская интонация и развивались сюжеты из еврейской жизни. Точно так же русский писатель (стопроцентно этнически русский!), написавший роман из французской жизни (исторический, скажем), остается русским писателем, а отнюдь не французским.
Имя Исаака Бабеля стремительно вошло в литературу – он стал одним из самых популярных писателей своего времени. Его коллеги и земляки публиковались главным образом под псевдонимами, но происхождение свое не скрывали, да и не могли скрыть, поскольку еврейская нота «выпирала» из каждой написанной ими строки: Эдуард Багрицкий (Дзюбин), Михаил Светлов (Шейнкман), Илья Ильф (Файнзильберг), Вера Инбер (Шпенцер)… Наряду с ними вошла в русскую литературу большая группа писателей еврейского происхождения из других регионов страны, что еще совсем недавно нельзя было себе даже представить: Василий Семенович (Иосиф Соломонович) Гроссман, Самуил Маршак, Илья Сельвинский, Лев Кассиль, Владимир Лидин (Гомберг), Вениамин Каверин (Зильбер), Семен Кирсанов, Евгений Шварц, Иосиф Уткин, Рувим Фраерман, Агния Барто, Лев Никулин (Ольконицкий) Михаил Голодный (Эпштейн) и множество других, очень в то время популярных. Их изучали в школах, их стихи заучивали наизусть, о них писали газеты, их издавали огромными тиражами, они были обласканы и осыпаны орденами.
Даже те писатели еврейского происхождения, которые вскоре обретут мировую славу и которые вместо орденов получали от советской власти главным образом «синяки и шишки», как, например, Осип Мандельштам и Борис Пастернак, – даже они, подвергаясь критике и преследованиям, никогда не имели основания полагать, что их преследуют за этнические корни: гонения на великороссов – Анну Ахматову и Михаила Зощенко, Андрея Платонова, Михаила Булгакова или Николая Заболоцкого ничем не отличались по сути от гонений на их еврейских собратьев.
Одним из самых «кассовых» фильмов стал созданный в 1925 году Бабелем и Михоэлсом фильм «Еврейское счастье» по мотивам рассказов классика литературы на идиш Шолом-Алейхема. Свои первые фильмы только еще нарождавшейся советской кинематографии начали ставить те, кто вскоре станет основным ядром режиссуры и без кого эта кинематография просто не могла бы существовать – почти все они были еврейского происхождения: Дзига Вертов (Кауфман), Абрам Роом, Григорий Козинцев, Леонид Трауберг, Фридрих Эрмлер, Иосиф Хейфиц, Григорий Рошаль, Александр Зархи, Юлий Райзман, Марк Донской… Вскоре к ним присоединятся Михаил Ромм, Сергей Юткевич и другие режиссеры того же происхождения, которые в двадцатые годы еще проходили школу мастерства у признанных профессионалов: никто не мешал им получить желанное образование, никто не препятствовал развернуться таланту.
Такое количество исключительно даровитых людей, притом не только на поприще литературы, кино, в театре, изобразительном искусстве, а тем паче в науке, не могло, разумеется, появиться совершенно спонтанно, вдруг, из ничего… Ясное дело, такие дарования всегда были в еврейской среде, но ранее не имели возможности проявиться. Как бы внезапное и притом «непропорциональное» (по отношению к общей доле евреев в населении страны) их появление в мире русской культуры, техники, точных и естественных наук только озлобленные и завистливые невежды могли трактовать как некий «еврейский заговор» против славянства. Взаимопроникновение и взаимообогащение этносов и культур – процесс закономерный и повсеместный. Но в традиционно антисемитской среде, провоцируемой к тому же политическими подстрекателями, которые греют руки на укоренившихся предрассудках, открывшаяся для евреев свобода самовыражения таила в себе не только грандиозные перспективы для развития личности, но и была бомбой с детонатором замедленного действия.
Сталин безмолвствовал. Он выжидал. Евреи пользовались всеми «благами революции»: время для гонений еще не настало.
Традиционные упреки, адресованные русскому еврейству и в двадцатые, и в последующие годы, состояли в том, что евреи горазды в «непыльной», престижной и хорошо оплачиваемой работе, но чураются физического труда, особенно труда сельскохозяйственного. Это обвинение было попросту абсурдным уже потому, что по царским законам даже в черте оседлости евреям запрещалось покупать землю и вести на ней свое хозяйство, отчего в подавляющем большинстве они и подвизались, притом зачастую весьма искусно, в личных ремеслах.
Советская власть устранила и эту дискриминацию. Уже в начале двадцатых годов были проведены активные мероприятия для того, чтобы наделить евреев землей, привязать их к ней и дать возможность проявиться в качестве преуспевающих крестьян, каковыми русские евреи никогда не были – отнюдь не по своей вине. Бундовцы стремились к этому для того, чтобы евреи в городках и местечках слились с основной массой аборигенов и сняли с себя несправедливое обвинение, будто они изначально лентяи и белоручки. Сионисты старались обогатить еврейское население навыками крестьянского труда, чтобы они смогли их использовать позже, переселившись в Палестину. Коммунисты были догматиками, но и прагматиками, они тоже, как и их идеологические противники, выступали за наделение евреев землей, но исходили при этом из других предпосылок: ущемленные и преследуемые свергнутым режимом должны получить все то, чего они были лишены при царизме, и вполне добровольно использовать открывшиеся перед ними возможности.
О так называемой «коренизации» еврейского населения речь зашла уже на XII съезде РКП(б) в 1923 году – еще при жизни Ленина, но без его участия. Сначала родилась идея создать еврейскую автономию в степной (северной) части Крыма с ее плодородными землями (и даже о создании еврейской республики от Бессарабии до Абхазии, с поглощением и Крыма – этот безумный проект предложил один из деятелей «евросекции» ЦК – Брагин). Автором «крымского варианта» был видный экономист и философ, большевистский функционер Юрий Ларин (Михаил Лурье). По его замыслу туда следовало переселить 280 тысяч евреев. Ровно через месяц после смерти Ленина, 20 февраля 1924 года, было опубликовано сообщение об одобрении этого проекта Троцким, Каменевым и Бухариным – имени главного специалиста по национальному вопросу Сталина среди одобривших проект не оказалось. Но его позицию озвучил тогдашний нарком земледелия Александр Смирнов: создание такой автономии, настаивал он, лишь вызовет межнациональные трения! С чего это вдруг перспектива межнациональных трений волнует наркома земледелия – такой вопрос никто не ставил. Видимо, потому, что всем было известно: под этим «псевдонимом» выступает на сей раз товарищ Сталин. Проект был провален[23].
Если точнее, провалена была идея автономии, но не планы землеустроить еврейское население, которому было выделено 342 тысячи гектаров в степном Крыму и 175 тысяч гектаров на Украине. Целые районы с компактным еврейским населением получили «революционные» наименования: Фрейдорфский («дорф» на идиш – «деревня»), Калининдорфский и, само собой разумеется, Сталиндорфский – без имени самого большого друга трудящихся евреев обойтись было никак невозможно. Созданные в 1924 году КОМЗЕТ (Комитет по земельному устройству трудящихся евреев) и ОЗЕТ (Общество землеустроения трудящихся евреев) добыли для переселенцев большие деньги у американского «Агроджойнта». За 12 лет (более поздних сведений не имеется) в Крыму и на юге Украины, где разместились 5 еврейских национальных районов, было создано 113 школ на идиш и 213 колхозов, которые, процветая даже не в самые лучшие годы, обеспечили своих членов и жителей соседних районов изобилием продуктов питания и тем самым спасли от голода, поразившего Украину в начале тридцатых.