Между тем миф об уклонении советских евреев от фронта, давным-давно опровергнутый документально, никогда не был официально опровергнут в какой бы то ни было форме сталинской пропагандой и ждал несколько десятилетий, чтобы печатно быть названным ложью. Достаточно сказать, что в годы войны ста двадцати евреям было присвоено высшее звание, отмечавшее военную доблесть, – звание Героя Советского Союза[53]. Кстати, трое из них – юноши 18-20 лет, сначала эвакуированные как раз в Ташкент, – были там мобилизованы в действующую армию и получили затем звание Героя: один посмертно, после гибели в бою (Семен Гельферг), второй за день до смерти от ран, полученных в боях (Рафаил Лев). Зато третий (Миля Фельзенштейн) выжил, но позже был лишен геройского звания, полученного им в двадцатилетнем возрасте, за то, что эмигрировал в Израиль[54].
В боях погибло свыше двухсот тысяч солдат и офицеров – евреев, свыше ста шестидесяти тысяч воинов, включая и тех, кто погиб, были награждены боевыми орденами, двенадцать еврейских солдат стали полными кавалерами ордена Славы. За форсирование Днепра первым получил только что учрежденный орден Суворова 3-й степени полковник Элиокум Шапиро (на ордене было высечено: номер 1). Вскоре в печати были опубликованы эскизы орденов Суворова всех степеней и указаны обладатели орденов, имевших 1-й номер. Орден Суворова 3-й степени № 1 почему-то не имел владельца…[55]
Роль советских евреев в обороне страны во время Второй мировой войны совсем особая тема, выходящая за рамки данной книги. Ей посвящено много исследований, проведенных как в России, так и за границей, причем непосредственным поводом для поисков правды оказался именно рожденный партийной пропагандой под влиянием нацистов и распространенный департаментом по дезинформации Лубянки слух о тотальном дезертирстве советского еврейства. Но есть у этой проблемы один особый аспект, который имеет к нашей теме самое прямое отношение.
Речь идет об очередном, но весьма впечатляющем, сталинском парадоксе – о массовом (именно так: массовом, а не единичном!) использовании в те годы евреев на самых важных постах и участках в государственном аппарате, в науке и промышленности (военной прежде всего): совершенно очевидно, что при всем желании Сталин обойтись без них не мог. Но это, в разгар начавшего набирать обороты государственного антисемитизма, неизбежно создавало иллюзию, что из Кремля не только не исходит даже в малой степени дух антисемитизма, а напротив – Кремль демонстративно поощряет вполне откровенное юдофильство.
Оставляя за скобками гигантский (сотни имен!) список евреев, занимавших в годы войны ведущее положение в работавшей на оборону науке и в производстве (начальники союзных управлений, директора и главные инженеры заводов, руководители крупнейших научно-исследовательских институтов и т. д.), вспомним лишь тех, кто был вознесен на вершину исполнительной власти, вошел в правительство и получил генеральские звания. Кроме Лазаря Кагановича, сохранившего свой пост (заместитель председателя правительства и нарком путей сообщения) наркомами стали Борис Ванников (выпущенный из тюрьмы в самом начале войны и вскоре назначенный наркомом вооружения), Исаак Зальцман (первый из евреев, удостоенный звания Героя социалистического труда, он возглавил наркомат танковой промышленности), Семен Гинзбург, Владимир Гроссман, Самуил Шапиро. Среди двадцати девяти евреев – заместителей наркомов очень большую известность получили награжденные за свою работу в годы войны множеством орденов: Юлий Боксерман, Израиль Гальперин, Юлий Коган, Эдуард Лифшиц, Давид Райзер, Соломон Рагинский, Соломон Сандлер. Генеральские звания, среди десятков, если не сотен, других евреев, получили те, чьи имена множество раз удостаивались самых восторженных аттестаций в печати – они возглавляли ведущие промышленные комплексы, где под их началом работали тысячи людей: Давид Будинский, Исаак Баренбойм, Давид Вишневский, Лев Гонор, Михаил Жезлов, Израиль Левин, Семен Невструев, Наум Носовский, Яков Рапопорт, Хаим Рубинчик, Абрам Танкилевич, Шлема Фрадкин, Самуил Франкфурт, Самуил Шапиро…[56]
Самыми высокими наградами были отмечены создатели новых типов самолетов и совершенного оружия: Семен Лавочкин, Михаил Гуревич, Исаак Зальцман, Лев Люльев, Александр Нудельман и еще многие другие. Некоторые из них имели не по одному ордену Ленина – высшей награды страны, а по три, по четыре, по пять… Сталин чуть ли не ежедневно лично принимал еврейских генералов-производственников в своем кабинете и часами беседовал с ними (заместитель начальника Генерального штаба, отвечавший, в частности, за снабжение армии вооружением – генерал-лейтенант Арон Гиршевич Карпоносов, дед будущего чемиона Европы и мира по фигурному катанию Геннадия Карпоносова, был просто-напросто завсегдатаем сталинской ставки)[57].
Так создался даже миф об особом благоволении Сталина к евреям, который тогда вряд ли кому-нибудь вообще мог показаться мифом. Для того чтобы понять истинную сущность этого поразительного и парадоксального феномена, понадобились многие годы.
1. Гнедин Е. Катастрофа и второе рождение. Амстердам, 1977. С. 113-114.
2. Совершенно секретно. 1992. № 4. С. 15.
3. СССР – Германия. 1939-1941. Нью-Йорк, 1989. С. 12.
4. Розанов Г. Л. Сталин – Гитлер. 1939-1941. М., 1991. С. 65.
5. РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 258.
6. Чуев Ф. 140 бесед с Молотовым. М., 1992. С. 274.
7. Новый мир. 1988. № 7.
8. См.: Земан 3. А. и Шарлоу В. Б. Купец революции. Кельн, 1964.
9. Берберова Н. Железная женщина. М.., 1991. С. 183.
10. Гнедин Е. Лабиринт. Лондон, 1982.
«Когда Гнедин вернулся в 50-е годы после долгого лагерного срока, однако, не испытав, кажется, лесоповала, – он выглядел почтенным страдальцем, и никто не напоминал ему прежней лжи… (в качестве публиковавшего свои статьи дипломата. – А. В.)», – с нескрываемой злостью пишет Солженицын (т. 2, с. 333-334). Словечко «кажется» дает ему, видимо, моральное алиби. Дает ли? Глумление над людьми трагической судьбы с позиций верховного и непререкаемого судьи не должно остаться бесследным. Должен же кто-то защитить добрые имена страдальцев, которые сами уже не могут ответить.
После смерти Сталина старший следователь министерства госбезопасности Воронович, арестованный за свое палачество, рассказывал на следствии (20-21 сентября 1954 года; копия протокола – в архиве автора): Берия и его заместитель Богдан Кобулов лично избивали Гнедина в наркомовском кабинете в течение 45 минут, требуя подписать протокол о «шпионско-террористической организации, которую возглавляет Литвинов, а участниками являются советские послы и руководящие работники НКВД» – все до одного, добавлю от себя, еврейского происхождения.
В предисловии к книге Е. А. Гнедина (1898-1983) «Выход из лабиринта» (N.Y., Chalidze Publication, 1982) А. Д. Сахаров отмечает, что его жизнь «при всей необычности отразила судьбу его поколения. ‹…› В начале пути Гнедин – революционер по убеждению и идеалист в жизни ‹…›, видный деятель иностранной политики СССР, один из главных помощников Литвинова. В 1939 году Гнедин арестован, его избивают в кабинете Берии, затем в особорежимной Сухановской тюрьме, но он не оговаривает ни других, ни себя. Два года строжайшей изоляции, стандартно-беззаконный суд, общие работы в лагере, ссылка. ‹…› Главное содержание книги – мучительные сомнения и искания автора – этические, философские, политические и социально-экономические».
Дадим слово Л. К. Чуковской – человеку уникальной стойкости, непримиримой даже к малой толике лжи, восторженной, кстати сказать, почитательнице писателя Солженицына: «Евгений Александрович ‹…› вызвал беспредельное уважение окружающих в подследственной тюрьме; в лагере на общих работах; в «вечной ссылке». Везде он оставался самим собой, ‹…› помогал товарищам» (Записки об Анне Ахматовой. М., 1997. Т. 3, С. 391).