— А ты проблемная сука, да?
Ванесса обнажилась, задрав блузку, и отступила в сторону.
Это должна была быть двойная атака на его чувства. Во-первых, красивая женщина обнажилась в тот момент, когда Гэри явно не ожидал увидеть оголенную грудь. Лифчик Ванессы покоился на одном из стеллажей. Во-вторых, внезапно в поле зрения Гэри попали трупы бывших дружков Чада и Итана. Конечно, он уже знал, что они мертвы, но их вид должен был вызвать кратковременный шок.
В лучшем мире это бы отвлекло его на достаточно долгое время, чтобы испуганный шестилетний мальчик успел подобраться к нему сзади и достать из-за спины охотничий нож, спрятанный за поясом штанов.
Пит вытянул нож.
Затем… уронил его.
Барри его не винил. Он был испуган, а маленькие пальцы замерзли.
Когда нож звякнул об пол, Гэри не провел топором по горлу женщины. Он взглянул вниз, на нож, который уронил Пит.
Это дало беременной женщине возможность ткнуть локтем Гэри в живот.
Гэри не уронил топор, но, согнувшись, опустил оружие на несколько дюймов. Этого, видимо, оказалось достаточно, чтобы женщина спокойно вырвалась из его рук.
Лезвие топора разодрало ей грудь, но, слава богу, не живот и не шею.
Пит попытался поднять нож, но не мог ухватить его.
Гэри заорал от ярости, когда женщина улизнула. Но за ней он не пошел. У него была более удобная мишень.
Барри хотел крикнуть Питу, чтобы тот забыл про нож, что он ему не нужен и надо просто бежать. Но голос застрял в горле.
Ванесса выбежала из морозилки.
Гэри занес топор над Питом.
Кровь брызнула на рубашку Гэри.
Ванесса закричала. Барри бы присоединился к ней, если бы мог.
Левое ухо Гэри взорвалось.
Его тело задергалось, когда в него вколотили еще семь пуль.
Он шагнул вперед, сделал полупируэт, затем рухнул на пол.
Пит, крича, ухватился за свое окровавленное плечо. Вид был ужасный, но это был тяжело раненный, а не умирающий мальчишка.
Думаю, с нами все будет в порядке, подумал Барри, когда в комнату ворвались люди в пуленепробиваемых жилетах.
ЭПИЛОГ
Лежа в «скорой» на каталке рядом с Тревором, Барри утешал себя мыслью, что, будь те говнюки живы, чтобы проанализировать, как реализовался их план, они бы крайне сильно разозлились на самих себя.
— Кажется, я заслужил еще лет тридцать, — произнес Тревор.
— А я больше никогда не съем ни одного авокадо, — сказал Барри.
— Что, извини?
— Авокадо.
— Это я слышал.
— Я пришел сюда за авокадо. Вот почему я тут был. Я же уже говорил это.
— Это было, пока мы замерзали насмерть?
— Ага.
— Вот почему я не запомнил.
— Логично.
— Хотя не стоит бойкотировать авокадо. Они полезны.
— Да я и не собирался. Просто должен был что-то сказать после комментария о заслуженной тридцатке.
— Нам пора завязывать трепаться — пусть медики делают свое дело.
— Ага.
Джефф Стрэнд
Я СЛЕЖУ ЗА ТОБОЙ
— В общем, она кладет стейк передо мной, будто это приз какой, я смотрю — а он явно не с кровью. Я просто взбесился. Она даже не присела; стоит — светится вся, будто ей в черепушку фонарик вставили. Ну хорошо, думаю. Не буду поднимать бучу. Я отрезаю кусок, а там вообще сока нет. Ни капельки. Будто она спалила его дотла.
Рассказывая свою историю, он неистово машет вилкой. Трое его дружков-идиотов в полном восхищении. Я говорю себе, что, если бы в ресторане больше никого не было, я мог бы подойти и стукнуть каждого по морде, просто чтобы сменить их дебильные ухмылки на крики. Но тут еще семь человек, не считая поваров и посудомоек на кухне, и столь опрометчиво я не поступлю, так что продолжаю наблюдать.
— И что прикажете делать? Если я говорю, что хочу стейк с кровью, а она приносит его средней прожарки — ничего страшного. Я объясню ей, что она сделала не так. И она в следующий раз исправится. Но эта хрень как минимум сильно прожаренная, и когда я прихожу домой после тяжелого рабочего дня, я хочу есть мой ужин, а не грызть, сечете? Так что я говорю: «Какого хрена?» — а она ведет себя так, будто я ей пощечину влепил. Я не бью женщин, уж я-то себя знаю, а если и бью, то не из-за стейка, но она прямо-таки отшатнулась, ей-богу.
Я разрезаю собственный стейк. Сырой, как я и заказывал.
— И она тут же пускает слезу и спрашивает, мол, разве она неправильно его приготовила, а я отвечаю, мол, да, неправильно, разве не видно. И потом началось: ты меня обидел, ой-ой-ой!
Он кривит лицо и прижимает руки к глазам, неправдоподобно изображая, будто рыдает и вытирает слезы. Его дружки, очевидно сталкивающиеся с такими же проблемами, понимающе ржут.