— Ты где? — кричит она, словно ожидая, что я отвечу.
Она делает полный оборот. Луч фонаря проходит прямо над моей головой.
— Выходи, выходи, где бы ты ни был, — говорит Минди.
Провоцировать она не умеет.
Она так и стоит там, пытаясь определить, куда идти. Неужели я и вправду так легко ушел от нее?
— Я тебя все равно найду, — заявляет она. — От меня не уйдешь. Выйдешь сам, я тебя отпущу.
Так и поверил, думаю я. Даже я бы не использовал такое махровое вранье. Ей стоило придумать что-нибудь поправдоподобней.
— Найду сама, сниму с тебя шкуру живьем! — Она выставляет перед собой нож. — Я тебя обстрогаю вот этим самым ножом! И плевать, как сильно ты будешь орать! Плевать, что копы найдут нас и я сяду с тобой вместе в тюрьму! Ты меня понял, сукин сын? Хочешь так сдохнуть или все же решим по-другому?
Минди паникует. Она полагает, что я все еще бегу. И убежал уже далеко. Она думает, что ей придется выйти из этого леса и всю жизнь потом ждать моего возвращения.
Она знает, что я терпелив в таких вещах.
Мне невероятно больно, и да, сейчас я испуган, но, если она меня не найдет, меня полностью удовлетворит ее жизнь в страхе. Я бы нашел способ изредка отправлять ей напоминания о себе.
Мне бы это понравилось.
Скорей бы она пошла в неправильном направлении.
К сожалению, она все еще водит вокруг лучом фонаря. Я испытываю соблазн уползти в место понадежней, но одна хрустнувшая ветка — и она меня обнаружит. Я должен лежать тихо. Попытаться слиться с местностью. Визуализировать невидимость.
Визуализировать невидимость? Что за тупая мысль.
Что-то заползает ко мне на руку, и я вздрагиваю. Не могу хорошо рассмотреть, но, когда я его сбрасываю, мне кажется, что это муравей. Большой. Возможно, я приземлился прямо на муравейник. Смешно — уржаться просто.
Минди расхаживает туда-сюда. Я не вижу ее лица, но сдается мне, что на нем восхитительное выражение тревоги. Почем знать, может, я у нее прямо за спиной. Или у меня нож, о котором она не знает. Лезвие прямо сейчас может быть в нескольких дюймах от ее шеи.
Мне хотелось бы увидеть, как Минди вдруг оборачивается, словно представляя именно такую картину, но она так не поступает. Она лишь продолжает водить вокруг лучом.
Сдавайся. Просто иди дальше. Тебе не найти меня.
Что-то ужалило меня в ногу. Может, я и в самом деле возле муравейника. Невероятно. Мне придется позволить этим мелким ублюдкам жалить меня, потому что, если я шевельнусь, она меня услышит.
— Эй! — кричит Минди. — Нам незачем это делать! Мы оба в заднице друг без друга. Как ты собираешься добираться домой?
Придумала бы что-нибудь получше. Вопрос транспорта не сильно меня тревожит.
— Если мне придется уехать без тебя, я соберу здесь всю полицию города. Лес будет просто кишеть ими. И ты не сможешь убежать.
Это уже получше. Но так как в ее планах было доставить меня в полицию или освежевать живьем, я все еще не слишком убежден, что стоит раскрывать мое местоположение.
Несколько секунд она молчит. Минди держит фонарь перед лицом, пока трет глаза, затем снова опускает его.
— Я люблю тебя! — выкрикивает она.
Я смеюсь. Теперь она просто в отчаянии.
Черт. Не стоило смеяться.
Она услышала?
Нет. Слава богу. Я вытираю кровь с губ и продолжаю наблюдать за ней.
Муравей жалит меня в поврежденную лодыжку. Он продолжает жалить меня, даже когда я медленно сгибаю колено…
Нет. Из-за этого хрустят листья. Я замираю.
Она светит прямо в мою сторону.
Такое ощущение, что сейчас у меня случится инфаркт.
Свет бьет мне прямо в глаза.
Теперь она светит на себя, держа фонарь прямо под подбородком, как человек, рассказывающий историю о привидениях.
— Привет, — говорит она, глядя на меня и улыбаясь.
И тут наступает момент полного унижения — мой мочевой пузырь не выдерживает этого. Я не обмочил штаны, когда она держала нож у моего глазного яблока, но сейчас чувствую мокрое тепло и жалею, что не помер тогда, лежа лицом в грязи.
— Я тебя вижу-у-у! — поет она.
Я не отвечаю. Может, она меня на самом деле и не видит.
Нет. Это совершенно нездоровый самообман. Она меня увидела. Она смотрит прямо на меня.
Минди направляет луч на лезвие ножа.
— Ты готов к этому? — спрашивает она.
Ее голос слегка дрожит. Она делает вид, что играет с жертвой, но нужды в этом нет, потому что я ранен и безоружен, а у нее мой нож.