Через несколько дней я встретила Пискатора у Александра Гранаха. Он был очень мил со мной и сказал: «Товарищ Мишкет, хочу дать тебе хороший совет. Иди-ка ты в рейхстаг. Там ты больше на месте. Я говорю тебе это серьезно».
Я не сердилась на него. Я знала, что провалилась. Тем не менее я ответила ему с вызовом: «Великая актриса Элизабет Бергнер, говорят, тоже провалилась на первой пробе. Ей посоветовали стать кухаркой. Так что у меня еще есть шансы».
Когда Пискатор ушел, я спросила у Гранаха: «Неужели у меня получилось так плохо?»
«Да, неважно,? сказал он тихо. И, чтобы меня утешить, добавил:? А вообще-то ему нужны мужчины, женщин у него больше, чем нужно. Тебе бы следовало позвонить ему раньше. Может, тогда бы он с тобой и занялся серьезней. А я думал, что ты хочешь остаться у Рейнгардта».
Я притворилась, что провал меня не очень огорчил. Но на самом деле меня это мучило. Я стала сомневаться в своих актерских данных, задумываться, не бросить ли мне театр. Если я не могу работать в театре, который понимает искусство как средство, изменяющее мир, тогда же зачем все это? Эта мысль мучила меня и днем и ночью. Но потом пришло спасение: желанное путешествие.
II
О, этот момент!
Советский консул сдержал слово. Через неделю у меня была виза. Больших приготовлений не требовалось, но проводы были пышными. Даже когда я уже села в поезд, мне все еще не верилось, что я еду в Советский Союз. В жизни бывают моменты, которые остаются в памяти и через годы, и десятилетия. Как будто это было вчера, я вижу перед собой первого красноармейца на границе, слышу слова «товарищ», «пожалуйста, ваш паспорт». Я не в состоянии была что-либо ответить. Только широко улыбнулась ему и подала свой паспорт.
В Москву я приехала ранним утром. Солнце приветствовало меня. Я стояла со своим чемоданчиком у Белорусского вокзала и размышляла, куда податься. В кармане у меня ни копейки, в запасе ни одного русского слова. Зато адреса. В Москве достаточно было одного из них, и двери отворились.
На вокзальной площади стояло много извозчиков. Я подозвала одного из них и поехала к родственникам Хашина. Письмо я держала в руке. На счастье, они еще не ушли на работу. Меня приняли очень приветливо. Хозяйка, товарищ Синельникова, пошла вниз и расплатилась с кучером, который терпеливо ждал, пока наверху мы обнимались и целовались. Синельниковы, служившие в каком-то учреждении, были простыми и доброжелательными людьми. У них была отдельная квартира из двух маленьких комнат, кухни и огромного коридора.
О русском гостеприимстве вряд ли нужно здесь говорить. О нем сложили песни и рассказывают легенды. И тем не менее снова и снова поражаешься, как естественно, как сердечно там принимают гостей. Даже немецкая черствость не может устоять перед этим. Я спала в гостиной Синельниковых на высокой раскладушке, завтракала и обедала вместе с ними. Только от ужина они освободили меня.
Прежде всего, я отправилась, конечно, на Красную площадь, которая тогда еще была покрыта деревянными торцами. Второй визит нанесла Московскому Художественному театру, основанному Станиславским и Немировичем-Данченко. Я посмотрела там «Бронепоезд 14-69». Великолепная постановка! С лучшими актерами, которые были в Советском Союзе! Это один из тех знаменитых спектаклей, которые десятилетиями остаются в репертуаре и собирают полные залы. Из всех моих театральных впечатлений это было самым сильным. Аплодисментам не было конца. А меня потянуло за кулисы. Мне хотелось поблагодарить за эту уникальную постановку. Сказать свое спасибо актеру, который произвел на меня наибольшее впечатление, хотя играл он эпизодическую роль. Это был Баталов, великолепно сыгравший китайского рабочего.
Мои хозяева охотно опекали бы меня и по воскресеньям, но я не хотела отнимать у них свободный день. Я повсюду ходила одна и не испытывала ни малейших трудностей. Люди на улице, которых я расспрашивала, охотно мне помогали. Они были иногда настолько любезны, что я не знала, куда деваться.
Однажды я спросила какого-то молодого человека, как пройти на такую-то улицу. Он проводил меня до квартиры людей, с которыми я сама еще не была знакома. Мне надо было отдать им подарок из Берлина. Молодой человек нажал на кнопку звонка и хотел со мной распрощаться, но открылась дверь, и нас обоих пригласили войти. Он тактично ушел, я осталась. Меня угостили чаем. Я призналась моим хозяевам, что тот, кто со мной пришел, был мне совершенно незнаком. «Ну и что же?»? спросили они.
Чужие люди провожали меня до трамвая, садились вместе со мной и объясняли кондукторше, куда мне надо ехать, потом спрыгивали на ходу и махали мне вслед. Иной раз целыми днями я пропадала у чужих людей.
У мастера советского киноискусства Григория Рошаля и его жены Веры Строевой мне пришлось провести два дня. Оба были известными кинематографистами. Он работал в художественном, она? в документальном кино. Григорий Рошаль был замечательным рассказчиком. От него я узнала в те дни столько о Советском Союзе, как будто я изъездила его вдоль и поперек. Вера Строева рассказывала о своих замыслах, о фильме, который она снимала. Название я забыла. Оба излучали такое человеческое тепло, что оно могло бы растопить даже снежного человека.
Куда бы я ни приходила, двери открывались и, как правило, сердца тоже. Это не было моей заслугой. Такие люди, такая атмосфера. Я словно грезила. Мне хотелось спеть, изречь, как Фауст: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Нет, мне хотелось просто сказать, какой прекрасной может быть жизнь, если мир вокруг тебя человечен.
В центре Москвы, на улице Горького, находился еврейский ресторан, где можно было хорошо и дешево поесть. Там я иногда обедала. Как-то я спросила молодого человека, усевшегося за мой стол, где здесь находится Дом литераторов. Оказалось, вблизи. Он проводил меня и пригласил в ресторан. Заказал он самое лучшее: икру, цыплят табака, вино. Много ел, пил. Мы отлично побеседовали. Он говорил на идиш, утверждал, что пишет стихи. Я никогда не слышала его имени. Но могу удостоверить, что фантазии у него было уйма. Когда мы поели и попили, причем главным образом он, молодой человек поднялся, извинился, вышел и? не вернулся. Платить пришлось мне. Денег у меня не хватило, я оставила залог.
На следующий день у меня было свидание с Сашей Косаревым. Посетила я его в Центральном Комитете комсомола. Несмотря на официальность обстановки, мы радовались нашей встрече, как дети. Вновь и вновь мы хлопали друг друга по плечу и спрашивали: «Ну как дела?» Больше я по-русски не понимала. Мы много смеялись. Я сидела и наблюдала, как он обходится с людьми. Это было одно удовольствие. Когда я уходила, Саша спросил меня: «Деньги нужны?» Сказать «нет» я не смогла. Лгать не умею. Он сунул мне в карман сторублевую бумажку. Так я смогла заплатить долг в ресторане да еще осталось на жизнь.
Моя подруга Эмма
Но самое главное еще было впереди. Из Берлина в отпуск приехал советский журналист Хашин с супругой. Они провели в Москве только несколько дней, а затем отправились в отпуск на Кавказ. Но они познакомили меня с очаровательной молодой женщиной, которая должна была стать моей спутницей и переводчицей. Она стала моей самой близкой подругой. На всю жизнь.
«Познакомьтесь, пожалуйста, Эмма Вольф, журналистка „Известий“,? представил ее Хашин. Я не думала тогда, что эта маленькая, худенькая молодая женщина через несколько лет станет одной из легендарных женщин в Советском Союзе. В то время она была еще беспартийная. Была она и очень серьезной, и очень веселой. Ничто человеческое не было ей чуждо.
Эмма Вольф говорила на многих языках, на испанском тоже. Когда фашисты подняли мятеж в Испании, она отправилась туда. Добровольцем. У нее было чутье на то, где она больше всего нужна. За храбрость она одной из первых женщин получила орден Красной Звезды. Север Испании был уже занят фашистами, когда Эмма Вольф покинула его на подводной лодке. Не без осложнений. «Женщина на лодке? Ни за что,? сказали матросы.? Это приносит несчастье». Капитан, югослав, уговаривал их: «Ребята, это же советская женщина! Наоборот. Она принесет нам счастье». И вот два матроса подняли ее на руки и опустили в люк лодки. Эта лодка подверглась фашистской атаке, но осталась невредимой. После удачной высадки матросы действительно поверили, что Эмма принесла им счастье. В знак благодарности они подарили ей свои талисманы. И один, у которого ничего другого не оказалось, передал ей маленькое знамя Испанской республики. Она хранила это знамя как самый дорогой подарок. Вернувшись из Испании, она вступила в Коммунистическую партию Советского Союза.