Как побыстрей научиться говорить по-русски
Жизнь театра на колесах? нелегкий хлеб. Мы отнюдь не огорчились, когда узнали, что нам предстоит двухмесячный отпуск. Новое здание не закончат к первому сентября. Но что делать с отпуском мне? На Кавказе я была в прошлом году. Крым я знала как свои пять пальцев. Я провела там летний отпуск в 1930 году, исходив полуостров вдоль и поперек. Случилось это так. Кое-кто из моих коллег поехал туда диким образом. Я присоединилась к ним. В Балаклаве, в крохотном поселке, состоящем из прибрежной улицы и нескольких поперечных улиц между морем и виноградниками, мы сняли комнаты с полным питанием. Это было не очень красивое место под Севастополем, но для отдыха то, что нужно.
Мы хорошо ели, почти целый день проводили на пляже, купались, загорали, снова ели. Так проходил день за днем. Дважды в неделю в летнем кино показывали фильмы. По воскресеньям играл духовой оркестр. Мы играли тоже? в карты. Мне эта жизнь вскоре надоела. Один из наших коллег был большим шутником. По вечерам он рассказывал разные истории, которые якобы случались с ним днем. Мы не всегда ему верили. Однажды он начал так: «Сегодня я познакомился в парке с сумасшедшим. Он утверждает, будто писатель, будто пишет для эстрады. Он собирается пройти пешком по всему побережью Крыма и ищет себе спутников».
Я вскочила: «Ты знаешь, где он живет?»
«Нет. Что с тобой?»
«Давай пойдем, мы должны его найти». Я потащила его за собой.
Когда мы оказались на прибрежной улице, он закричал: «Вон там! Там он идет! » И указал на группу из двух мужчин и одной женщины. Спорим, что он агитирует этих двух отправиться с ним в путь».
«Давай пойдем к ним. Меня не придется агитировать».
Мы подошли к этим людям. Мой коллега переводил. Я нашла их веселыми. Большего поначалу я сказать о них не могла. Мои знания русского языка были еще весьма скудными. Их немецкого? тем более. Но мы быстро понравились друг другу.
На следующий вечер мы отправились в путь. Все необходимое мы уложили в два больших рюкзака. Их несли мужчины. Зато мы стирали их вещички. По ночам мы шли от одного поселка к другому. Днем было слишком жарко. Мы лежали на пляже, отдыхали от наших походов. После обеда осматривали места с их достопримечательностями. Мои спутники были более натренированными пешеходами, чем я. Луна только что родилась. Ночи были темными. Меня было и не видно, и не слышно. Я могла потеряться, они этого даже и не заметили бы. Днем мы объяснялись на языке жестов. Предположим, кто-то сказал: «Будет гроза». «Что такое гроза?? спрашивала я. „Бум! Бум! Бум! Тсс!“? объяснял мне писатель и сопровождал свои слова соответствующими движениями. „Ага! Гроза“. Это был самый лучший способ изучить язык, какой можно себе только представить. Мои коллеги удивлялись, как хорошо я заговорила по-русски после этого отпуска.
Первая путевка в деревне
О да, красивые дворцы построили себе в чудесном Крыму цари и князья. Мы побывали там. Что в домах отдыха и санаториях отдыхают трудящиеся, уже не было для меня новостью. Но что их можно было найти в настоящих замках, увидеть их прогуливающимися в дворцовых парках, меня все же удивило. В одном из таких дворцов мы посмотрели фильм, действие которого происходило именно здесь. До сих пор он остался у меня в памяти. Очень смешная это была кинокомедия. И подумать только? на современную тему. Никогда больше я так не смеялась в кино. Впрочем, другие зрители были также в восторге от этого фильма. Ради этого впечатления стоило совершить длинный переход. И даже натереть себе ноги.
История была действительно забавной: в дальнюю бедную деревеньку вскоре после Октябрьской революции приходит пакет. Настоящий пакет, с печатью. Председатель сельсовета думает, что же может содержать это письмо? Может быть, новый налог? Или призыв в армию? Другого крестьяне не ожидают. Председатель еле-еле читает по складам: «Путевка». Но что это такое, он не знает. «Направить одного человека»,? разбирает он дальше.? Ага, ясно: призыв». Он созывает сходку. Так и так, товарищи, обстоит дело. Кто из мужчин запишется добровольцем? Никто. Кому хочется уйти из деревни теперь, когда только начинается настоящая жизнь. Когда Ленин дал крестьянам землю! И вот встает старик, высокий, сильный. И говорит: «Я пойду. Моя жизнь уже прожита. Черт возьми! Я принесу себя в жертву».
Вся деревня его провожает. Все на вокзале. Все по очереди целуют его. Для него напекли, нажарили, дают ему в долгий путь. Поезд везет его в Крым. Потом он едет на грузовике. Наконец оказывается у Ливадийского дворца. Старик удивляется: тут и бабенки. Неужели их тоже призывают? Может, это то новое? Он не перестает удивляться. Сначала их ведут в огромную столовую, подают великолепный обед. Ну конечно, прежде чем поведут нас на бойню, нас откармливают, думает старик. После обеда человек в белом кителе приглашает новичков на несколько минут в парк. Он дает им короткую инструкцию. Потом посылает их по комнатам отдохнуть. Мертвый час! Что такое мертвый час, старик не знает.
И когда он слышит об этом, он обращается в бегство. Бежит он по красивому парку. Кричит: «Нет! Нет! Не хочу умирать! Не хочу! Жизнь теперь так прекрасна! » Он бежит, а врачи и сестры за ним. Им едва удается его догнать. Старик удирает от мертвого часа изо всех сил. Наконец его догоняют. Врачиха объясняет ему все. Ага! Понял! Но у них еще много хлопот со стариком.
После сеанса облучения ультракороткими волнами он отдыхает в парке. И раздумывает: «Если я десять раз по пять минут посижу перед этим аппаратом, я помолодею на десять лет, сказал мне доктор. А если я посижу по пятнадцать минут? Вот тогда я, наверно, вернусь домой, как молодой бог». Украдкой во время мертвого часа он покидает свою комнату. Отправляется в лабораторию, включает аппарат и садится под ним. Проходит пятнадцать минут, проходит двадцать, двадцать пять? аппарат трясет его, но он не может его выключить. Рычаг слишком далеко от него. Он кричит, зовет на помощь. Приходит сестра и освобождает его.
Публика получила такое удовольствие от этого фильма, что любой другой режиссер мог только мечтать о таком успехе. В сущности, он показал кусочек новой жизни, показал весело, интересно.
Отпуск моих спутников подошел к концу. А у меня еще оставалось много времени. Коммунисту тоже свойственно мечтать. И желать. Точнее? именно коммунисту. Мне хотелось снова побывать в Берлине, встретиться с товарищами, от которых приходили плохие новости, увидеть отца, о котором вообще ничего не было слышно. И меня охватила тоска по моей матери, которая уже много лет как умерла.
Берлин накануне варварства
Сперва я вернулась в Минск. Мне следовало бы отремонтировать мою квартиру. Это было совершенно необходимо. Опять заботы с квартирой. Но что было мне делать в двух комнатах? Тем более что они были почти пустыми. В один прекрасный день я отдала одну из них нашему секретарю ячейки, который жил у родителей жены. Его жена была одной из наших лучших актрис. Они могли обойтись без маляров: в театральной студии научились раскрашивать декорации. У меня к этому не было никаких способностей, да и опыта не было. Они взялись привести и мою комнату в порядок. Я оставила все свои пожитки в чемодане, купила билет и отправилась в Берлин.
Было это в сентябре 32-го года. Жила я снопа у Александра Гранаха и снова встретила там Лотте. Когда я вошла в квартиру, они как раз подсчитывали свои сбережения. Конечно, я им ничего не сказала. Но они заметили, что я удивлена. Гранах сказал: «Да, да, я пересчитываю свою наличность. Прикидываю, надолго ли ее хватит, если мне придется покинуть Германию».
Что я могла ему ответить? Я еще не осмотрелась. Тем не менее я спросила: «Алекс, это не паника? Ты думаешь, что Гитлер придет к власти?»
Он ответил раздраженно: «Не знаю. Я не политик. Но я знаю, что уже теперь в театре невыносимая атмосфера. Нацисты, как крысы, вылезли из нор. Они уже заняли многие места. Да и улицы полны штурмовиков. Ладно, оставим это. Расскажи лучше о себе».
В тот день мы толком так и не поговорили. Слишком тяжело было у нас на душе. Удручала мысль, что наша А родина катится в пропасть. Неужели никто ее не спасет? Было больно смотреть, с каким отвращением этот прирожденный артист отправился вечером в театр.