Мы все были поражены, с каким пониманием, с каким тонким чувством он поставил эту пьесу. Просто великолепно! Это был шедевр!
На премьеру приехало много театралов из Москвы и Ленинграда. Все восхищались этой постановкой. Я играла в массовых сценах. Поэтому у меня была возможность разглядывать зрительный зал. Как хорошо, когда люди смеются!
Мне запомнилась небольшая сценка: рыночная площадь, наполненная людьми. Они поют и танцуют. Внезапно кто-то кричит: «Слушайте! Слушайте!» Вокруг него собираются люди. Он держит речь. Несет чепуху. Говорит, говорит и не может остановиться. Он влюблен в себя, в свой дар речи. Один за другим люди уходят. Он остается один. Он не замечает, что вокруг никого нет. Кто знает, как долго он говорил бы еще, если бы не опустили занавес. Таких иронических сцен было много, с намеками на современников, известных и неизвестных.
Газет из Германии больше не приходило. Я все меньше получала вестей. Белорусские газеты я не понимала, русские? с большим трудом, а еврейские вообще не могла читать. Я никогда не умела читать и писать на идиш. Мои роли я записывала под диктовку латинскими буквами. Поэтому я была очень благодарна моему другу-белорусу, рабочему сцены, за то, что он почти ежедневно рассказывал мне о свежих новостях или читал мне газеты. Однажды он указал на статью: «Посмотри-ка, тут напечатан интересный материал? „Письма из Берлина“. Хитро улыбаясь, он начал читать. Мне казалось, я ослышалась. Это были мои собственные письма, которые я писала ему из Берлина о положении в Германии.
«Почему ты не спросил у меня разрешения их напечатать?»
«Ты же разрешила бы?»
«Конечно, я бы…»
«Ну вот, я же это знал».
На этого славного парня я не могла сердиться. Он помогал, как только мог: в театре, в быту. Он помог мне, например, переехать на новую квартиру. Да, я снова поменяла квартиру. Что поделаешь. На прежней комнаты были смежными. Мне приходилось, если я ночью вставала, проходить через комнату молодых супругов. Мне не хотелось им мешать. Поэтому я обменялась с нашим героем-любовником, у которого была отдельная комната, правда, далеко от театра. Он решил проблему очень просто, отгородив себе узкий проход. Моя новая комната была поменьше, но зато повыше. Актер мне оставил стол и стул. Свою железную кровать я взяла с собой. Ну и беззаботная же я была!
Сама смеюсь над собой, когда об этом вспоминаю. Похоже на анекдот, который служка рассказывал моему отцу. «Береле так хочется иметь собаку. Но денег не хватает. Он идет к собачнику и спрашивает: „Сколько стоит вон та собака?“
«Большая? Двести марок».
«А вот та, поменьше?»
«Триста марок».? «Ага! А вот та, совсем маленькая?»
«Та? четыреста марок».
«Гм! А вот та, совсем-совсем крохотная?»
«Самая маленькая? самая дорогая. Пятьсот марок».
«Скажите, пожалуйста, а сколько стоит никакая собака?»? спросил Береле. И ушел с пустыми руками».
Вот так же было у меня с квартирами в Минске. В конце концов я вообще осталась без крова. Вскоре меня перевели в Москву. Но это уже другая история. И очень печальная. Она связана с той трагедией, которая произошла в Германии.
Немецкий театр в Советском Союзе
В Москву ежедневно приезжали товарищи, бежавшие от нацистских палачей. Советский Союз принимал их по-братски. Было сделано очень, очень много, чтобы заменить им родину. За короткое время возникли газеты, журналы, клубы, театр. О трудоустройстве уж и говорить не приходится. Каждый мог выбирать, где он хотел работать. А что касается жилья и продовольствия, то о политэмигрантах заботились даже больше, чем о своих собственных гражданах.
В Москве был организован интернациональный театр. Он должен был играть на трех языках: немецком, французском, английском. Актеров было достаточно, в большинстве любителей. Деньги имелись тоже. Сложнее было с директором. Нашли одного. Он мужественно дрался на баррикадах Венгерской Советской Республики, но на театральных подмостках спасовал. Вернее сказать, спасовал перед женской частью труппы. Ему не удавалось организовать дело, подготовить репертуар. Он растерялся. Шел месяц за месяцем, а театр не давал ни одной постановки. Вместо спектаклей сплошные заседания, ссоры и споры.
Вот это запущенное дело мне поручили взять в свои руки. Увлекательная задача. Прошло много месяцев, прежде чем меня отпустили из Минска. Прибыв в Москву, я нашла только осколки театра. Их больше нельзя было склеить. Сразу с вокзала я поехала в этот театр и оказалась на общем собрании. Шум стоял страшный. Коллектив навалился на директора и требовал его немедленной отставки. Но вместо того распустили театр. Он уже стоил достаточно много. Кто мог взять на себя ответственность за новые расходы? Все три секции должны были отныне работать самостоятельно: англичане и французы присоединились к клубу завода «Динамо». А немцы хотели существовать самостоятельно. Но это требовало времени. А мне пока что поручили руководить клубом для иностранных специалистов. Снова я должна была прийти на смену мужчине. Бедные мужчины! Тот, которого я сменила, совсем не годился для клубной работы. Он мучил себя и других. Он вел себя как слон в фарфоровой лавке. Теперь мне предстояло взяться за это дело как следует. Возможностей было много, денег тоже хватало. Их давали крупные предприятия.
Не знаю, какую культурную жизнь вели эти специалисты у себя на родине. Наверное, жили по-разному, но вряд ли им приходилось видеть и слышать столько настоящих артистов, ученых, литераторов с мировым именем, как в этом клубе. Им показали лучшие произведения искусства и литературы. Из знаменитостей Большого театра в клубе не выступала разве только Уланова: она неохотно выступала на клубных сцепах. Художественный и Малый театры часто играли на подмостках клуба. Они показывали инсценировки русских классиков, которые можно было сыграть на этой маленькой сцене. Это были художественные шедевры. Время от времени здесь играли и пьесы на современную тему. Или по крайней мере отрывки из таких пьес. И само собой разумеется, выступал кукольный театр Образцова.
Регулярно собирались советские и иностранные специалисты, чтобы обменяться опытом. Особенно активными были архитекторы и строители. Уже в то время они без устали спорили о том, как лучше, красивее строить дома. Им никогда не удавалось договориться. Кажется, они спорят до сих пор. Но истину найти им не удается. Да и не только им. В клубе можно было отлично поесть. Но это уж была не моя заслуга. Да и потанцевать тоже, каждую субботу, до самого утра.
Я не завистливый человек. И тем не менее, когда я посещала клуб имени Тельмана для иностранных рабочих на улице Герцена, меня охватывала зависть. Там царила совершенно другая атмосфера. Может быть, реже выступали «звезды», но зато люди чувствовали себя там как дома. Все было проще, непринужденнее, сердечнее. Настоящий клуб для рабочих. А в моем клубе люди предпочитали «потреблять». Художественной самодеятельностью заниматься они не хотели. Зато на улице Герцена работало много кружков. И даже если не было никаких мероприятий, в этот клуб шли, просто чтобы провести вечер в кругу товарищей. Многие встречались там впервые после бегства из нацистской Германии. Обнимали друг друга. «Ты еще жив? Как хорошо!»
Между тем немецкая труппа начала работать. Ее художественным руководителем стал известный у нас режиссер Густав фон Вангенгейм. Большинство актеров пришло из рабочего театра «Колонна Линкс», другие? из труппы «1931». Театр должен был обслуживать иностранных рабочих и инженеров, которых было немало на больших предприятиях страны. Сначала играли в Москве и ее окрестностях, потом начались гастроли. Все актеры были борцами против фашизма. У них оказались руководители, лучше которых и желать было нечего: Эрвин Пискатор и Артур Пик. Оба в то время жили в Москве. Первый в качестве президента немецкой секции Международного революционного союза рабочих театров, второй был его секретарем. Оба считали, что труппа должна выступать и перед советскими рабочими. Для первых гастролей выбрали Донбасс. Театр готовился к этим гастролям очень тщательно. Меня огорчало, что я не могла поехать с ними. Наверное, я кому-то сказала об этом. Мне позвонил Артур Пик. «Нам нужен руководитель гастролей в Донбассе. В июле и августе тебе в клубе все равно делать нечего. Не хочешь ли взять на себя гастрольную поездку?»