- В чем дело? - спросил он.
- Я не могу понять, откуда вам так хорошо известно, что именно нужно женщине? Мадам Ивонн сказала, что у вас превосходный вкус, и я не представляю себе, как вы, неженатый человек, можете так хорошо разбираться в платьях, шляпках и даже амазонках?
В столовой ненадолго воцарилось молчание, словно маркиз не знал, как ответить на этот безыскусный вопрос.
Он видел, что Уоллингхем поражен не меньше него.
Но Кистна ждала ответа, и маркиз медленно проговорил:
- Да, я не женат, но у меня великое множество родственниц.
- О, конечно! Мне это не пришло в голову! - воскликнула девушка. Миссис Дос рассказывала мне, что ваша мать была очень, очень красива. Я думала, что это она могла рассказать вам, как много значит для женщины красивая одежда, особенно для такой, как я.., у которой ее никогда не было.
Маркиз через стол бросил взгляд на Уоллингхема, без слов запрещая ему когда-либо дразнить его, вспоминая этот разговор.
Словно почувствовав их немой диалог, Кистна перевела взгляд с Уоллингхема на него и спросила:
- Я.., я сказала что-то не так? Это было нетактично с моей стороны.., спросить, откуда его светлости известно... что нравится женщинам?
- Нет, что вы! - постарался успокоить ее Уоллингхем. - Когда вы лучше узнаете маркиза, вы поймете, что он удивительно широко осведомлен обо всем, что касается женщин и лошадей.
- Я так хочу как можно больше узнать о лошадях! - воскликнула Кистна, и неловкий момент миновал.
После обеда маркиз и Уоллингхем играли в пикет с большим азартом и на крупные суммы.
Кистна немного понаблюдала за ними, а потом стала рассматривать украшавшие гостиную предметы искусства и картины, подолгу вглядываясь в каждую из них.
Когда игра закончилась, маркиз встал из-за стола и подошел к девушке. Она рассматривала великолепную картину Пуссена, изображавшую грациозных нимф, которые резвились на лесной поляне на фоне гор, смутно рисовавшихся в тумане.
- Вам нравится эта картина? - спросил Олчестер.
- Мне трудно.., выразить словами.., что я чувствую, - тихо и сосредоточенно проговорила Кистна.
Маркиз невольно заинтересовался.
- Попробуйте все-таки рассказать мне, что вы чувствуете, хоть вам и нелегко это.
Кистна помолчала, словно собираясь с мыслями.
- Когда мы жили в Индии, там в храмах было много странных статуй, которые шокировали англичан, и они жаловались моему отцу.
- И что делал ваш отец?
- Когда я спросила папу, что он намерен делать, он ответил, что попытается объяснить им, почему индусы поместили в храм эти эротические фигуры.
Девушка внимательно посмотрела на маркиза, словно проверяя, слушает ли он, и продолжала:
- Папа говорил, что каждый индийский резчик вкладывает свою творческую силу в создание своих рук, выражая этим свою веру.
Кистна замолчала и снова посмотрела на маркиза, на этот раз с мольбой:
- Не могу как следует объяснить, но, мне кажется, папа имел в виду, что каждый человек, который вкладывает душу в свое создание, подобен Богу и, по-своему, тоже является творцом.
- Я никогда не слышал подобной теории, - заметил маркиз.
- Вы спросили меня, что я чувствую, когда смотрю на эту картину, продолжала Кистна. - Мне кажется, что Пуссен вложил в нее свою творческую силу, и это творение его души и сердца, а не только разума.
Маркиз взирал на девушку в безграничном изумлении.
Ему казалось невероятным, что эта девушка, о которой он все еще думал как о воспитаннице сиротского приюта, способна не только мыслить ясно и глубоко, но и легко выражать свои мысли, что порой самому маркизу казалось не таким уж простым.
- Все ли картины вызывают у вас то же чувство? - справившись с изумлением, спросил Олчестер.
- Я никогда прежде не видела картины, подобной этой, да и любой другой в этой комнате. Но в Индии очень много картин, и сама она так прекрасна!
- Вы говорите об Индии так, словно потеряли ее навсегда.
- Я потеряла счастье, которое знала там, - ответила Кистна. - И поскольку воспоминания о нем были единственным утешением для меня в последние три года, все прошлое до сих пор живо в моей памяти и кажется мне абсолютно реальным.
Маркиз понял, что только ее воображение и воспоминания о прошлом помогали ей спасаться от того кошмара, который окружал ее в приюте. Слова девушки заставили маркиза почувствовать себя сентиментальным, и он ответил довольно резко:
- Но теперь у вас есть прекрасное настоящее, и вы должны думать о нем и о будущем, потому что вы очень молоды. Главное - это то, что ждет нас впереди.
- Да.., конечно, - согласилась Кистна. - Но только сегодня, здесь, вместе с вами, я впервые поняла, что у меня есть будущее. Раньше я думала только о том, что умру, как моя сестра, от холода и голода.
Кистна говорила спокойно, без всякого драматизма, но от этого ее слова казались особенно горькими.
Маркизу вдруг захотелось обнять ее за плечи, прижать к себе, заверить, что ей больше нечего бояться. Он так и сделал бы, будь она ребенком, но Кистна была молодой женщиной, которая, без сомнения, могла не правильно истолковать этот жест.
- Теперь у вас впереди прекрасное будущее, и я уверен, что оно принесет вам много волнующих впечатлений! - заметил маркиз.
Его тон, казалось, сразу разрушил те таинственные узы, которые на мгновение возникли между ним и девушкой, что стояла рядом.
***
Позже, уже лежа в постели, Кистна задумалась о маркизе и о том, как он говорил о ее будущем. Говорил, как будто точно знал, что произойдет с ней.
- Что может быть более волнующим, чем жить в этом доме и внезапно обрести такого замечательного опекуна?
И все же подсознательно она чувствовала, что все не так просто, что маркиз что-то задумал с момента их первой встречи.
Кистна вспомнила, как ее мама часто говорила отцу:
- Не правда ли, дорогой, здесь, в Индии есть что-то, что делает нас более чуткими.., или, может быть, более восприимчивыми?
- Эти слова всегда были синонимами, - с улыбкой отвечал преподобный Джон Лавелл.
- Только не для меня, - заметила его жена. - Мне трудно объяснить, что именно я имею в виду, но временами я чувствую, что здесь я ближе к Миру Духа, миру, к которому принадлежим мы оба, чем к окружающему нас миру.
- Я думаю, это случается с каждым, кто приезжает в Индию, - ответил отец Кистны. - Вера людей усиливается от жары и жажды, в конце концов начинаешь ощущать, что она разлита повсюду вокруг.
- Я в этом уверена, - сказала миссис Лавелл. - Твоя вера и ты, мой дорогой, слиты в единое целое.
Они улыбались, глядя друг на друга через обеденный стол, и Кистне казалось, что она чувствует вокруг волны их любви друг к другу так же хорошо, как ее мать ощущает волны веры.
Оглядываясь назад, девушка понимала, что их дом, каким бы маленьким он ни был, всегда был наполнен любовью и счастьем, тем богатством, которое недоступно жадным.
- Мы были так счастливы, - в отчаянии всхлипывала Кистна, лежа на жесткой кровати в темноте приютской спальни. - О, мама и папа, как вы могли.., умереть и оставить меня.., совсем одну?
Она пыталась убедить себя, что родители всегда рядом и нужно только освободиться от оков материального мира, чтобы вновь обрести их. Но, возможно, потому, что ей было так голодно и холодно, девушке было очень трудно ощутить связь с тем, что она утратила.
А сейчас Кистна снова чувствовала, что мать и отец рядом с ней, говорят с ней, руководят ею, и их любовь к ней, так же, как и ее любовь к ним, сильна, как прежде.
- Я так счастлива! Я очень-очень счастлива! - повторяла себе Кистна.
Возможно, это ее мама привела маркиза в приют, чтобы спасти ее и детей от того ада, в котором они жили и который, если бы не приезд маркиза, мог длиться вечно.
А теперь - и завтра, и на следующий день - она будет жить в этом сказочном замке вместе с маркизом, который, словно храбрый рыцарь, уничтожил дракона в образе миссис Мур.
- Мама, он удивительный! - мысленно обращалась к ней Кистна. - Такой удивительный и такой красивый! Он был так добр ко мне и позаботился, чтобы у меня было много красивых платьев! И в то же время.., в нем есть что-то.., чего я.., не понимаю.