В трех с половиной милях от Шепелевского маяка я продул среднюю цистерну, открыл люк и вылез на мостик. Никого не было видно.
Всплыли совсем. Были пушены дизели, и мы пошли домой. Около 8 часов вечера были у борта базы "Память Азова".
Кашу, которую мы заварили своею атакою, пришлось расхлебывать команде подводной лодки "Вепрь". Через несколько дней после нашего похода в том же Копорском заливе она пыталась атаковать миноносец, который быстро обнаружил ее и подверг жестокому обстрелу.
Следующие отрывки из рапорта командира "Вепря" ярко рисуют, что пришлось пережить команде подводной лодки.
"От взрыва сгорел реостат освещения. Свет погас. Осадило вниз перископы, через сальники перископов сильно пошла вода - мотор перископа загорелся. Лопнули водомерные стекла некоторых цистерн. Приток воды в лодку очень увеличился. Магнитный компас перестал показывать. Заклинило рубочный люк. Сорваны барашки крепления горловины носовой цистерны. В нескольких местах повреждена надстройка. Повреждена труба носовой помпы, и нарушены крепления ее к надстройке. Заклинило манипулятор балластной помпы и вентиляционный клапан батареи. Осыпалась краска перископа, не работает указатель уравнительной цистерны. Зарядное отделение мин пробито в двух местах у ударника. Станцию левого главного электромотора сильно накренило во время взрыва, и она требует осмотра.
Командир "Вепря" считает необходимым отдать должное всему составу лодки. В такой опасный момент не было ни шума, ни паники, ни беготни. Все оставались на местах и точно исполняли распоряжения, несмотря на темноту, дым горящей изоляции и шум вливающейся воды".
Стоять в Кронштадте в эту кампанию было довольно беспокойно вследствие частых налетов неприятельских аэропланов.
Иногда они принимали характер настоящих регулярных визитов: утром, днем во время обеда и вечером во время ужина.
С июля их деятельность особенно усилилась.
Сидишь спокойно в кают-компании, вдруг докладывают: "Самолеты!" Выбегаешь наверх и в бинокль разыскиваешь приближающуюся зловещую черную точку в синеве неба. На всех кораблях подняты условные сигналы, обозначающие число аэропланов.
Приподнятое настроение томительного ожидания вдруг разряжается выстрелом. На небе появляется облачко от разрыва снаряда. Один, другой, третий выстрелы наконец превращаются в непрерывную стрельбу, а облачко - в длинную и широкую полосу, которая следует за неприятельским аппаратом. Если вам не удалось найти его сразу, то эта полоса точно укажет его место.
Ближе и ближе. Наконец кажется, что он над нами.
"Бросит или не бросит?" - неприятно сверлит в голове.
Когда самолет пролетает немного дальше, видно, как от него отделяется черная точка-бомба, летящая скорее и скорее и делающаяся незаметной. Раздается оглушительный взрыв.
Бросив несколько бомб, самолет быстро скрывается.
Чрезмерное внимание, которое неприятельские самолеты начали уделять тому углу гавани у доков, где базировались наши подводные лодки, заставило меня переменить место стоянки нашей "Пантеры". Мы перешли к внешней стенке. Эта предосторожность оказалась очень полезной, так как наша база "Память Азова", у которой мы стояли, через несколько дней (в ночь на 18 августа) была взорвана английским торпедным катером.
17 августа мы спокойно легли спать на нашем новом месте, но в 3 часа 40 минут ночи я был разбужен вахтенным, который доложил, что над городом появились неприятельские аэропланы, обстреливающие рейд. Быстро одевшись, я выскочил наверх и услышал гудение пропеллеров невидимого врага. Самолеты кружились над рейдом, стреляя из пулеметов. Вскоре с одного из них была брошена бомба. По-видимому, они летали довольно низко, но в темноте только временами были видны их смутные силуэты. Разбуженная команда также была вся наверху.
Через некоторое время мы заметили на воде силуэт черного цвета, передвигавшийся с необычайной быстротой и стрелявший из пулемета. Сперва мы принимали его за снизившийся гидроплан, потом оказалось, что это был быстроходный катер.
Спокойная гавань вдруг превратилась в ад. Стрельба из пулеметов, разрывы бомб, взрывы торпед, выстрелы орудий наших кораблей - все слилось в оглушительный грохот.
Все вскоре затихло. На внешнем рейде догорал расстрелянный нашим миноносцем катер, озаряя море зловещим заревом.
Всего в налете участвовало семь английских катеров, из которых три были разбиты в щепки. В этом была исключительная заслуга всех наших комендоров. Неоднократные налеты таких катеров на германские порты во время мировой войны всегда сходили англичанам безнаказанно.
Не прошел им безнаказанно такой разбойничий налет только в советских водах.
Было раннее августовское утро.
Мы получили приказ идти в Биорке.
В 6 1/2 часов утра наша "Пантера" уже выходила из гавани.
Утро было чудесное, за спиною играл всеми красками покидаемый нами Кронштадт, и полным кругом всходило золотое спокойное солнце.
На воде - ни морщинки, ни зыби.
- Приготовиться к погружению! - отдаю команду.
Закрываются люки, убираются трапы.
Сделав крепкий последний глоток густого осеннего воздуха, мы спускаемся вниз.
* * *
В боевой рубке вместе со мной минный машинист и рулевой. Все остальные на своих местах.
Уже шесть часов, как мы под водою. Идем пока что под перископом на глубине в 24 фута.
В корме монотонно жужжат винты. Штурман чаще и чаще наведывается в рубку.
Тревога.
Звонок.
- Все на места!
Из Биорке в Копорский залив идет неприятельский миноносец. Он нам виден. А мы пока что не замечены им.
- Атаковать?
- Подождем. Еще очень светло.
Есть опасность, что при выстреле миной нас выбросит сильно наверх.
Сердце бьется тревожно. С сожалением отрываемся от миноносца и идем своим курсом.
Уже 9 часов. Мы недалеко от Биорке. Перед нами два неприятельских миноносца. Один из них - старый знакомый.
Это тот самый, что ходил на разведку в Копорский залив. Теперь он - рядом с каким-то другим, и теперь-то уж мы его не упустим! Идем прямо на них. Резко сокращаем дистанцию.
Затем резкий звонок - боевая тревога.
- Носовые минные аппараты, товсь!
- Носовые минные аппараты - на товсь,- отвечают оттуда.
- Правый аппарат, пли!
Полминуты еще не прошло после выхода торпеды, а уже для нас ясно, чтомимо.
- Левый - пли!
Снова крепкий удар, и вся лодка подкинута кверху. Даже рубка наружу. Рев и вой где-то рядом.
Вверху взрыв.
- В нос - команда! - кричу я. Надо утяжелить нос.
Теперь мы знаем: в этот раз угодили как следует.
Под обстрелом принимаем 300 пудов балласта и, как камень, идем на дно.
Слышен треск камней под кузовом.
Отрываемся быстро от грунта и, все время держась 80 футов, держим курс на Шепелевский маяк.
Через несколько минут я достаю альбом, в нем помечены суда всего мира.
Нахожу квадрат с фотографией миноносца под литерой "Н", беру ножницы и молча вырезаю.
Окружающие меня понимают, что это значит.
Это я освобождаю альбом от "покойника".
К часу ночи доходим до полосы минных заграждений.
Дальше идти не решились.
Легли прямо на грунт "ночевать" на глубине 94 футов и до 6 1/2 часов "спали".
Спали с мыслью, что вот-вот еще какой-нибудь командир неприятельской лодки так же бесстрастно и холодно достанет альбомчик и ножницы, разыщет там нашу "Пантеру" и одним поворотом руки освободит "свой" альбом от "чужого" покойника.
В 6 1/2 часов утра снова идем под перископом.
И только у самых кронштадтских сетевых заграждений, пробыв 30 часов и 10 минут под водою, мы всплыли наверх.
Сторожевые суда открыли нам ворота.
А в штабе уже было известно, что мы потопили вражеский миноносец.
С маяков служба связи сообщила в Кронбазу, что за нами охотились 9 миноносцев и несколько аэропланов.
Впоследствии, по английским источникам, мы узнали, что нами был взорван эскадренный миноносец "Виттория" (водоизмещение 1365 тонн, скорость 34 узла).
Ю. Пантелеев. Начинали мы так
Юрий Александрович Пантелеев - адмирал, начинал свою службу штурманом подводной лодки Черноморского флота. Был командиром бригады подводных лодок в предвоенные годы. После войны командовал Тихоокеанским флотом.