— Дядя Миша, — сказал я недовольно, — свистульки-бирюльки — дело прошлое. Забудь, ладно? Мы сейчас о тебе говорим. Если виноватый, ответишь по всей строгости, а если ни в чём не виноват, тоже разберёмся, и гуляй на все четыре стороны.
— Хорошо изложил, Олег! В самую точку! — недобро прищурив глаза, посмотрела на Мухомора Ольга. — Думаю, нужно человека отпускать. Видишь же, какой он весь из себя невиноватый! Иди Михаил, иди. Заскучала я с тобой.
Не ожидал Мухомор такого поворота. Даже я не ожидал, а я Ольгу знаю.
— Куда идти? — глупо переспросил барачник.
— А куда хочешь, только быстро, пока я не передумала, — ответила Ольга, — Незачем тебе, невиноватому, казенные харчи жрать. Иди домой, выспись, а завтра на работу ступай. Ты же за хрюшками дерьмо убираешь? Нужное для общества дело. Катись в свинарник.
Мухомор нерешительно нахлобучил шапочку.
— Ну, до свидания, что ли? — заулыбался он.
— До свиданья, до свиданья, — буркнула Ольга. — Иди-иди, не держим. Только небольшая к тебе просьба, передай Пасюкову от нас лучшие пожелания. Пусть не сильно обижается, что мы оружие конфисковали, тут он сам виноват, надо лучше прятать. И, не в службу, в дружбу, скажи ему, чтобы к нам заглянул. Ужас, как хочется его поспрашивать, может, разговорчивее тебя окажется. Объяснит, зачем ему ножи.
Мухомор из-за стола вылез, но тут обратно сел.
— А про Пасюка, откуда знаете? — удивился он.
— Мы про всех знаем! Работа у нас такая — про всех знать! Сам видишь, узнали, что ты ни при чём. Попросил хороший человек железки спрятать, а ты, по доброте душевной, не смог отказать. На тебя-то мы зла не держим, иди себе. У нас к хозяину железок вопросы имеются.
— Пасюк решит, будто я его сдал, — растерянно проговорил Мухомор.
— Конечно, решит, — согласилась Ольга. — Но ты же умный! Нам по ушам хорошо ездил, и Пасюкову проедешься.
— Как же! Он и слушать не станет! Почему, спросит, менты тебя отпустили и мной заинтересовались? У него разговор короткий — может и нож под ребро засадить!
— Это ты напраслину гонишь, — засомневалась Ольга. — Не дурак же он? На виселицу ему, что ли, хочется? А несчастный случай, думаю, возможен. Не сейчас, когда-нибудь потом. Свинки Мухомора сожрали, или бревном задавило. Жизнь, она непредсказуемая, но ты уж будь осторожнее, не поддавайся. Только, сдаётся мне, что отделаешься ты всего лишь испугом, потому что дельце-то пустяшное. Конечно, переедешь ты из своей тёпленькой ячейки, которая возле печки, в другую, холодную и вонючую. Но это лучше, чем в камере. Да?
— Стоп, граждане начальники! — сказал Мухомор. — Так не пойдёт. Давайте по-другому договариваться.
— Как это, по-другому? — заинтересовалась Ольга.
— А так. Вы спрашиваете, я отвечаю. Что могу, то скажу. Но и вы меня не подставляйте. Лады?
— Если б сразу так, и разговор бы другой получился, — сказала Ольга. — А то: «ничего не видел, ничего не слышал, никому ничего не скажу». Весь интерес у меня пропал. Иди себе! Но если по-настоящему осознал и хочешь помочь, другое дело. Тогда присаживайся. Обговорим.
И объяснила Ольга дяде Мише, что, в общем-то, нам без разницы, где Мухомор будет спать: у печки, у туалета, или, если уж совсем не повезёт, в сырой земле. Но, из симпатии к нему, дяде Мише, можно сделать так, чтобы все остались довольны. Например, запереть сейчас, его, дядю Мишу, в камере. А что? Тепло, приличная еда, казённый табачок. Райское местечко, если не сильно привередничать. А завтра, на худой конец, послезавтра, соберём заседание народного суда. Наш суд — он же гуманный, особенно если похлопотать. Получит дядя Миша ерундовину. Месяц работ за Оградой, самое большее — два. Потому что незаконное хранение оружия — невеликая провинность, если посмотреть на это дело под правильным углом. Опять же: свежий воздух, работёнка не пыльная, дружинники приглядывают, в обиду зверью не дают. Вечером дома, с дружками, которые от зари до зари в свинарниках пашут, да ему, дяде Мише, завидуют! А Пасюка мы трогать не станем, чтобы тот не подумал чего плохого про дядю Мишу. Всё, дядя Миша, удачно для тебя складывается. Ещё и невинно пострадавшим за его, Пасюка, грехи заделаешься. Если смелости хватит, и компенсацию стребуешь.
Такие блага мы не всякому предлагаем. Тебе, дядя Миша, лишь из-за того, что ты хорошие кораблики Олежке делал. И благодарности никакой не ждём, надеемся исключительно на человеческую порядочность. А дядя Миша, как человек исключительной порядочности, непременно расплатится за то добро. Если, например, что случится в бараках, или разговорчик важный дядя Миша услышит, пусть нам сообщит. Нет, нет! Ничего зазорного мы не предлагаем. Никто стучать на дружков не просит. Зачем нам? Ты же видишь — мы сами всё знаем. И принципы твои уважаем. И ответа немедленного не требуем. Посиди до утра в камере, обдумай. Может, вопросы возникнут. А утром, на холодную голову, и обсудим.