— Старого вождя не стало, — сказал я, — а тот, кто занял его место, думает, что лишние должны умереть.
— Вождь, это который говорит остальным, что нужно делать? Как дядьдима? Тогда новый вождь глуп. Пусть вождём станет другой, — поразмышляв ещё немного, дал совет рассудительный юноша.
— Это я и пытаюсь сделать, — обрадовавшись, что мне подсказали простое и внятное объяснение, проговорил я.
— Ты хочешь показать новому вождю, что он слабый? Ты сам хочешь быть вождём? — Настёна заулыбалась, кажется, разноцветные осколочки в её голове сложились в понятный узор.
— Примерно, так, — сказал я. — То есть, нет, про то, чтобы стать вождём я не думал.
— Подумай. Мне понравится, если ты захочешь быть вождём. Значит, мы никого не убьём? Только напугаем?
Они посовещались, а потом трое разошлись в разные стороны; их задача — найти тварей, и отправить их к Ограде. Остальные должны следить, чтобы животные не натворили слишком уж много бед.
Я облюбовал развилку могучего дуба; дерево выросло почти на краю леса, густая крона укрыла меня и Настёну, расположившуюся на толстой ветке чуть ниже, от любопытных взглядов из Посёлка, но, сквозь прорехи в листве я отлично видел, что делается на лугу перед Оградой. Чужачка оцепенела, пальцы, стиснутые в кулачки, прижались к груди, я чувствовал острое и крепкое плечо, упирающееся мне в рёбра. Настёна старалась изо всех сил, её тело изредка передёргивали странные конвульсии, которые всё учащались, и перешли в частую крупную дрожь.
Я решил помочь; сделал так, как учил дядя Дима. Когда он был рядом, у меня получалось, а сейчас — нет! Я позвал лес, и никто не откликнулся. Хотел один с этим делом справиться, а оно вон как оборачивается — и у чужаков не очень-то выходит: колдуют, стараются, а результата нет.
Когда я совсем уверился, что моя затея оказалась никудышной, оно и началось. Прилетела стайка небольших, чуть больше голубя, птиц с вытянутыми зубастыми клювами. На вид не красавицы, и, даже, наоборот — те ещё уродцы. Стая, издавая звуки, похожие на лягушачье кваканье, закружила над Посёлком. Не совсем то, чего я ожидал, но пусть будет хотя бы это.
Настёна окаменела, её пальцы больно вдавились в моё бедро. Одна птичка, сложив крылья, камнем понеслась к земле. Из-за ограды донёсся изумлённый вскрик, потом кто-то громко засмеялся. Настёна закатила глаза, и начала соскальзывать с ветки. Я придержал её — чужачка прильнула, расслабилась, её дыхание стало ровнее.
— Здесь плохо, — тихо пожаловалась она. — Здесь нельзя жить. Как ты здесь живёшь?
Ещё одна птичка, выбрав жертву, камнем рухнула вниз, следом за ней другая — и стало весело! Люди за оградой опомнились, раздались выстрелы — первые, панические и неорганизованные. Вряд ли эта смешная атака сильно напугает барачников; в худшем случае они отделаются лёгкими укусами да царапинами. Думать о том, что случится, если такой птичке подвернётся ребёнок, не хочется. Я уже говорил, что есть в моём плане сомнительные моменты. Только сомневаться нужно было наперёд, сейчас некогда. А потому будем считать, что всё идёт, как и задумано.
Пальба стихла, люди поняли, что лупить из автомата в такую мишень — зря тратить патроны. Бахнули ружейные выстрелы, тушки, кувыркаясь, и нелепо колотя крыльями, стали валиться на землю.
Вслед за птичками из леса притащились волколаки: хвосты поджаты, глаза слепо сощурены, а носы нервно вбирают воздух. Твари недоумевают, зачем они средь бела дня покинули логовище, что за сила заставила их пойти туда, где стреляют. Они боязливо сгрудились под деревьями, выйти на открытое пространство им не хватило смелости. Звери топтались рядом с моим дубом, от них отчётливо смердело!
Едва я увидел старых знакомцев, руки сами потянулись за оружием. Но поднял один из уродцев голову, от него пахнуло страхом вперемешку с растерянностью, а из слепо сощуренного глаза выкатилась мутная слезинка. Пожалел я животину, мысленно шлёпнул по линялой холке. Зверь заскулил и отпрянул.
«Не лезь на рожон, — посоветовал я, — и всё у тебя будет нормально. И, это, вали от моего дерева, не привлекай внимания». Волколак в ответ жалобно квакнул.
Твари ощерились и, подчиняясь команде чужаков, поплелись к Ограде, на горбатых спинах вздыбилась редкая шёрстка, раздался знакомый мне скрежещущий вой. Звери двигались неуклюжими скачками, вразнобой, а люди, увлечённые стрельбой по летающим мишеням, не сразу заметили, что появились новые цели.
Наверное, если наблюдать за волколаками из-за ограды, они не кажутся опасными. Кого-то даже позабавят их нелепые прыжки. Может, потому в них пока и не стреляют. Тварей спасает ещё и то, что сейчас в Посёлке едва ли найдутся люди, умеющие точно поразить движущуюся цель с двух сотен шагов. А ближе осторожные звери не подходят, их пугают ловушки, колючая проволока и льющийся с чистого неба солнечный свет.